— Олег Павлович Табаков, Алексей Владимирович Бородин, Юрий Петрович Любимов.
— С Любимовым связана удивительная история, он вышел здесь на сцену первый раз в жизни в 1937 году и здесь же был на сцене в последний раз.
— Да, здесь с ним прощались. Это было его завещание. Когда он пришел первый раз в театр общаться со мной и Римасом по поводу постановки «Бесов», он сказал:
— Я глубокий старик и пришел сюда умереть. И пока мы вместе, вас двоих прошу, если умру, я должен стоять вот здесь, на этой сцене. Я сделал свой жизненный круг. Я на нее впервые вышел, когда мне было 20 лет, и я должен здесь быть в последний раз, а не в Театре на Таганке или в каком-нибудь другом пространстве. Я Кате это даже написал в завещании. Но и вас прошу, не откажите Кате.
Мы говорим:
— Юрий Петрович, да вы что?
— Нет, давайте договоримся.
И мы договорились, что он ставит спектакль «Бесы» и что прощание с ним будет на сцене Вахтанговского театра.
— Каким вы его помните?
— Впервые я его увидел в юности — посередине зала сидел седой человек с фонариком и подавал светом знаки актерам. Он был какой-то Бог недосягаемый. Я наблюдал за ним с балкона старого здания Театра на Таганке. А потом я с этим человеком обнимался в моем кабинете в Театре Вахтангова. И когда он репетировал «Бесов», у него был тот же фонарик.
— Не утрачивает человек с возрастом что-то, что ему дано Богом?
— Ну, конечно, возраст никого страстнее, живее и энергичнее не делает. И жизненная энергия имеет свойство к концу пути истекать из человека. Но для своих девяноста с лишним лет Юрий Петрович здесь наших молодых актеров гонял дай боже.
— А в чем уникальность Табакова и вообще людей, у которых, бесспорно, степень таланта и значимости больше, чем у других?
— Приведу один пример. Однажды Олег Павлович пришел в учебный театр на дипломный спектакль. Я его на входе встречал. Поздоровались. Он идет в фойе, а мы как раз поставили новую металлическую дверь в учебном театре, а там небольшой порог. Табаков смотрит на него, перешагивает, оборачивается и говорит: «Слушай, я думаю, что это неправильно, что здесь на входе порог. Вот я мог бы сейчас споткнуться. Мне кажется, это надо поправить тебе. Так, где мне раздеться?» — и пошел в зрительный зал.
У меня было сильнейшее потрясение, что пришел великий артист, художественный руководитель МХТ, который мне говорит про такую мелочь, как порог. Ему не все равно, упадет кто-то там или нет. Вот это масштаб дарования личности. Такие люди не где-то там: мы о высоком... Они включаются. Но таких мощных личностей рождается немного. И многие из них ушли.
— Я вообще обратила внимание, что вы с большей охотой рассказываете о тех, кто ушел. Предпочитаете живых не трогать?
— Знаете, все люди сложные и неоднозначные, у всех свои принципы и фобии.
— Вы фобии актерские все изучили?
— Многие. Как раз сегодня перед вашим приходом 40 минут беседовал с одним нашим достаточно известным артистом о том, что театр — это подчинение режиссеру, и без этого никуда. И ты можешь делать так, как считаешь нужным, на своем творческом вечере.
