Он жил рядом и бывал в театре каждый день. Я его как-то спросил:
— Василий Семенович, что вы мотаетесь? Вот что вы сегодня в театр пришли, объясните мне?
— Понимаешь, а что мне сидеть дома? Мне нужно пройтись. Я гуляю и захожу всегда в театр, у меня такая привычка.
Он заглядывал ко мне, в режиссерское управление, шел по театру, одевался и отправлялся обратно домой. Такой у него был необходимый моцион, внутренняя потребность. Мороз, снег, дождь, жара — он натянет какую-то кепку или зимой какую-нибудь шапку, завернется в шарф, чтобы его никто не видел, и в театр.
— Сейчас рядом с театром — памятник Этушу, Яковлеву и Лановому. Получается, рядовой Лановой на вечном посту.
— Да, он всегда был такой... Совершенно иным человеком был Юрий Васильевич Яковлев. Приходил в театр, только когда были его спектакли. Он и Римасу, и всем говорил: «Я уже в своей жизни все переиграл и уже, пожалуй, ничего не хочу». Стоило огромных усилий уговорить его, чтобы он участвовал в «Пристани». И его «Темные аллеи» стали потрясением...
Владимир Абрамович Этуш, наоборот, всегда рвался в бой и считал, что раз в год должен выпускать премьеры в театре. Люди все разные. Хорошие отношения с ним у меня сложились моментально. Когда я проработал недели три в театре, вдруг пришла наша заведующая режиссерским управлением и говорит:
— Кирилл Игоревич, с вами хочет лично познакомиться Владимир Абрамович Этуш, назначьте ему время.
— Господи, в любое время в любой день.
— Нет, он так не может, он такой человек, скажите день и время, когда ему к вам прийти.
Точно в назначенный день, точно в назначенное время дверь этого кабинета открылась, вошел Этуш и сказал: «Здравствуйте, я Владимир Абрамович Этуш. Я артист, которого никогда жизнь не баловала ролями. Пока я еще хожу, живу, дышу — хочу играть. Понимаете, я очень много чего не сыграл в своей жизни, я должен это восполнить».
У него была жажда жизни. И его супруга Лена, которой мы обязаны тем, что Владимир Абрамович дожил до таких лет в таком состоянии и в таком качестве, всячески его в этом поддерживала и мотивировала, чтобы он был всегда, что называется, на ходу...
Да, они все были бриллианты... Вот Галина Львовна Коновалова — просто фейерверк. Она много лет была завтруппой нашего театра. У нее был талант Божий к коммуникациям с людьми. Когда к ней кто-то из молодых артистов приходил и жаловался, что нет ролей, надо уходить из театра и вообще неизвестно, что делать, она всегда спрашивала:
— Деточка, а сколько тебе лет?
А деточка сидел и говорил:
— Как сколько? Тридцать пять скоро.
— Ха, тридцать пять! Посмотри на меня, и в девяносто три можно стать звездой! — отвечала Галина Львовна со свойственным ей чувством юмора.
Ее судьба в театре была непростой. В какой-то момент ее стали воспринимать только как старенькую бабулечку, завтруппой, и все давно забыли, что она актриса. А Туминас своим режиссерским глазом ее рассмотрел. Увидел в ней сарказм, самоиронию. Туминас очень любовно и доверительно к ней относился. Он вернул ее на сцену и сделал звездой. Римас всегда любил рассказывать, как он с ней познакомился. Вскоре после назначения он сидел у себя в кабинете, открылась дверь, зашла Галина Львовна и сообщила: «Здравствуйте, меня зовут Галина Львовна. Можете мною пользоваться так, как вы сочтете нужным».
