Места были на балконе, но ощущение, что ты присутствуешь на чем-то великом. Невероятная энергетика Высоцкого, когда он играл, пробивала буквально до самых дальних рядов. Я помню, как пошел вверх занавес, как Высоцкий сидел возле кирпичной стены, как говорил свой монолог: «Быть или не быть» — это что-то запредельное.
Потом был «Борис Годунов», которого очень быстро сняли. Нам удалось попасть на рабочий прогон благодаря знакомой, которая там работала. Я сидел очень далеко. Она пришла в антракте и говорит:
— В театре у нас обсуждают, что это закроют, завтра приходит худсовет, горком.
Я стал спорить:
— Чего же здесь закрывать? Это же Пушкин! Такой текст...
— А ты что, не понимаешь, о ком речь-то, о ком он говорит?
И мы с компанией все это обсуждали, говорили на кухнях и в метро. И было непонимание, что за глупость и почему надо закрывать потрясающий спектакль.
— Какая у вас была компания?
— Ребята из Дома пионеров, из театральной студии. Там была одна девочка-художница, она мечтала поступить в театрально-художественный колледж и стать художником в театре, потому что она тоже пропиталась искусством Таганки. После окончания колледжа она туда устроилась работать простым бутафором, и это для нее было счастье, мечта жизни — просто находиться рядом с великим, стоять где-то за пятой кулисой и ощущать этот воздух. Она говорила: «Мне ничего в жизни не надо, не хочу ни семьи, ни детей, хочу просто быть сопричастной, прислониться к великому».
Я тоже вырос с похожим ощущением. И в Театре Вахтангова мне посчастливилось соприкоснуться с великим благодаря приглашению Туминаса в этот театр. Мне уже 55 лет, а я живу той своей романтической юностью и этим почти детским ощущением восторга.
— При такой страстной любви к театру вам не хотелось стать артистом?
— Нет. Я ходил в детскую театральную студию, но очень быстро понял, что артистическое — это не совсем мое и мне совершенно не идет.
— Кого вы играли?
— Делали какие-то этюды. Помню, басню «Как старик корову продавал» разыгрывали во Дворце пионеров. У меня была накладная борода из мочалки. Дома где-то есть фотография. И как-то очень быстро я понял, что мне гораздо интереснее заниматься техническим обеспечением спектакля, светом, прожекторами. И я стал в эту сторону поворачиваться. Мне это было безумно интересно, и я шел дальше по этой дорожке, никуда не уходил. Если посмотреть мою трудовую книжку, там все время присутствует театр.
— Какая первая запись?
— Монтировщик сцены в Московском городском Дворце пионеров. Потом Московский ТЮЗ, молодежный театр «На Полянке», где я работал завпостом. Театр «Модернъ», куда меня пригласила Светлана Врагова, худрук, и где я задержался почти на десять лет. Сначала пришел завпостом, позже стал директором-распорядителем.
Когда я еще работал завпостом в «Модерне», мне позвонил хороший знакомый, который окончил постановочный факультет Школы-студии МХАТ:
— Альма-матер ищет в учебный театр заведующего постановочной частью, не хочешь пойти?
— Зачем я пойду к студентам?
— Давай ты сходишь, поговоришь, потому что я пообещал, что кого-то пришлю.
