— Ну а чем я хуже Сережи Безрукова?
Я ответил:
— Сережу Безрукова знает каждая собака, а тебя кто знает?
Он обиделся.
— Скажите, а на кого вы опираетесь, кто вам помогает? Наверняка вам сложно, потому что половина труппы — звезды.
— Вся труппа. Вы знаете, мне все-таки помогают авторитет и доверие, которые я наработал за эти 13 лет. Но, конечно, бывает трудно, потому что я живой человек, который подвержен и депрессиям, и фобиям. Но к счастью для окружающих, я если и грызу, то сам себя.
И надо отдать должное коллективу театра. В этой сложной ситуации многие подставили мне плечо. Даже те, от кого не ожидал. Есть просто человеческие открытия, ко мне приходили наши очень большие звезды и говорили: «Кирилл Игоревич, если какая-то будет проблема, пожалуйста, не стесняйся, говори сразу, я могу и туда позвонить, и сюда позвонить, и туда поехать». И артисты труппы попросили министра дать нам два года моратория на то, чтобы здесь нам никого не назначать, а если кого-то и назначить, то только человека, которого мы готовы видеть на должности художественного руководителя театра. И это обязательно должен быть режиссер! У меня нет никаких амбиций быть художественным руководителем или одному руководить этим театром. Я никогда не называл и не назову себя директором с широкими полномочиями и прочей глупостью. Если завтра мы узнаем, что где-то есть молодой Мейерхольд, первый, кто к нему поедет и сделает все, чтобы он приехал на постановку в наш театр, это буду я.
— Как вас приняли, когда вы пришли сюда директором?
— Любой театр нового человека принимает в штыки. Тебя испытывают на прочность, проверяют, а что ты можешь, как себя поведешь в данной ситуации. Мне иногда в лицо смеялись, говорили: «А что, у нас в театре уже деньги закончились?» Никогда не забуду. Кстати, человек, который это говорил, сейчас, когда встречаемся в коридоре, целуется со мной...
Естественно, у людей были страхи, опасения: пришел какой-то человек невысокого роста, с непонятной фамилией, из какого-то маленького, никому не известного театра «Модернъ» в академический театр, которому через год 90 лет. Что он пришел-то, что будет с нами делать-то? Это все естественно. Но я всегда привожу слова Людмилы Васильевны Максаковой, которая как-то раз мне сказала: «Кирилл Игоревич, я живу очень долго на этом свете, поэтому я уже давно перестала верить словам. Я верю только делам».
— Когда вы пришли сюда, здесь блистали Этуш, Лановой, Яковлев и другие звезды, перед кем-то, наверное, преклонялись...
— Перед всеми преклонялся. И перед Владимиром Абрамовичем Этушем, и перед Василием Семеновичем Лановым. Василий Семенович, кстати, не сразу меня воспринял как директора. Потребовалось несколько лет, чтобы мы стали с ним достаточно близки. Сначала общались на расстоянии вытянутой руки, но лед недоверия потихонечку таял, и последние годы не было дня, чтобы он не зашел в мой кабинет. Неважно, кто находился в это время у меня, все знали, что Василию Семеновичу можно. Даже если двери были закрыты, как у нас сейчас, и шла встреча, он их распахивал и произносил: «Товарищ генерал, рядовой запаса Лановой прибыл». И уходил.
