Когда родители развелись, я осталась с отцом. Он сам предложил. «Все равно, — сказал, — мать тобой не занимается». И я переехала на Клязьму. Там был простой бревенчатый дом. На участке стояла крошечная банька, переделанная в гостевой домик, — в нем поселился Анатолий Юрьевич. Я о нем уже упоминала. Это был наш «кот Матроскин» — очень походил на персонажа из папиной книги практичностью, домовитостью. Юрьич, так мы его называли, был родным братом папиного одноклассника и друга детства. Он работал милиционером или следователем, но потерял должность из-за какой-то неприятности. Папа протянул ему руку помощи. Как писатель имел право оформить у себя секретаря — и взял Анатолия Юрьевича. Тот был Успенскому не только помощником, но и мамкой, и нянькой, и денщиком, и домработницей.
В Москве у него была комната в коммуналке, но он поселился на Клязьме. Очень удобно и отцу: проверенный надежный человек всегда под рукой. Юрьич котлеты жарил, варил мне супы. К нему я прибегала, рыдая, когда Эдуард Николаевич в гневе выкидывал меня из дома на мороз — случалось у нас и такое. Но это происходило позже...
На первых-то порах все было хорошо. Меня перевели в местную школу с очень хорошей и доброй атмосферой, со многими из ребят и учителей дружу до сих пор.
Клязьма была бы счастливым периодом моей биографии, если б не новая жена отца — та самая Лена.
Мне она видится «моим черным человеком». С отцом они встретились, кажется, на телевидении. Она работала там администратором и подошла к нему познакомиться. Это то, что я знаю от Анатолия Юрьевича. Успенский меня в подробности своей личной жизни, конечно же, не посвящал. Лена была бесцеремонной. Даже отец с его тиранистым характером пасовал перед таким нахрапом.
Я-то началу пыталась с ней подружиться, тыкалась как котенок. Помню, едем в машине, отец за рулем, рядом Елена Борисовна, а я на заднем сиденье. Успенский купил банку консервированных ананасов — Лена ест.
Я попросила его:
— Пап, я тоже хочу, дайте и мне.
— Нет, — отрезал он, — это Лене.
Она продолжала есть, причмокивая. Как мне показалось, была довольна ответом отца. А я только что из коммуны сбежала, где, между прочим, учили делить на всех даже последнее.
Лена в присутствии отца мне улыбалась. Но стоило ему уйти, переставала разговаривать. Помню, в шкафу стояла вазочка с конфетами — до появления новой жены отца я могла спокойно взять оттуда одну или две. Елена Борисовна шкаф заперла на ключ. Я как-то попросила ее дать мне конфетку. Она развернулась, хмыкнула и ушла. Это ее стиль общения.
