Через несколько дней создание портрета Насти подошло к концу. Зураб отступил на пару метров от мольберта, прищурил глаза и удовлетворенно произнес:
— Ну вот, кажется, получилось! Отдам на выставку в Манеж. Потом покажу в Париже.
Вся наша съемочная группа собралась у законченной работы. Только Настя продолжала стоять по ту сторону холста. Она была единственной, кто не видел, что же в итоге вышло. Каждый день после позирования девушка скрывалась за ширмой, одевалась и уходила из студии.
— Зураб Константинович, — робко попросила она, — можно мне тоже взглянуть?
Мэтр рассудительно произнес:
— Вообще-то художники обычно не показывают натурщицам свою работу, но ты так старалась, столько часов выстояла... Можешь посмотреть.
— Быстро, камеры в руки! — шепнул я операторам. — Лицо Насти крупно снимайте! Лицо!
Она накинула халатик и, трепеща в ожидании чуда, подошла ближе. Взглянула на холст, и внезапные слезы брызнули из ее глаз.
— Нравится? — спросил президент Академии художеств Церетели.
— Да-а-а... — дрожащими губами прошептала Настя и бросилась к двери.
