— Помнишь момент, когда к тебе пришла слава и ты превратился из неизвестного артиста в знаменитость?
— Ты знаешь, слава не пришла, это была узнаваемость. И ее хотели продвигать на телевидении. Звали в различные шоу, а я не хотел ни петь, ни танцевать, ни кататься на коньках.
— Ты очень рисковал, отказываясь в начале карьеры почти от всего. Тебе настолько не нравились предложения, что ты даже ушел в разнорабочие просто чтобы на еду заработать. Можешь о том периоде рассказать? Что такое Кошевой, без пяти минут звезда, тот самый Раскольников, который вдруг на стройке стены красит?
— Полирует доски, вытаскивает из них гвозди... Есть-то надо... У меня была абсолютная нищета. Я нуждался. Но считал, что лучше пойду рабочим, чем попаду в дурацкое шоу. Ну вот так... Знаешь, какой-то запоздалый ответ на вопрос, где я точно не должен был оказаться, где не мое место, так это — в электричках в периоды безденежья. Меня звали на пробы в Москву, но не было ни копейки, и я ездил зайцем с пересадками из Питера до Москвы. И как-то на одну из электричек не добежал и оказался на какой-то богом забытой станции посреди ночи. Там не работали ни телефоны, ни фонари, ничего. Было страшно. Я никогда так не радовался рассвету. Вот это, наверное, самая грустная глава моей истории.
— И у тебя долго был такой период?
— Долго. Он был долго...
— Но это твой выбор. Ты мог бы кататься на коньках, кувыркаться, танцевать, получал бы хорошие деньги, был бы на виду.
— Да, мой осознанный выбор. Как-то был в гостях у Шемякина и мне позвонили из программы «Смак». Ее тогда только-только начинал вести Ваня Ургант после Макаревича. И я слышу: «Владимир, мы снимаем праздничный выпуск, приходите, будете готовить рождественскую утку. Завтра мы перезвоним и уточним рецепт».
Шемякин пошутил, услышав разговор: «Ну чего вы, Володенька, расстраиваетесь? У нас рядом есть магазин для животных, пойдите туда, там утки резиновые для охоты, порубите их топором».
Я отказался. Конечно, про резиновую утку я им не сказал, чтобы не напугать. Таких шуток там бы не поняли.
— Про тебя и так говорили, что ты сошел с ума.
— Да. Вова Машков, сейчас Владимир Львович, очень удивился, что я на «свободе». Его гримировали на Распутина, художники аккуратненько приклеивали бороду, а ему нельзя шевелиться, смеяться — кропотливая работа. Вхожу я... У Машкова глаза становятся из больших просто огромными: «А мне сказали, что ты в сумасшедшем доме!» И этот ореол и болтовня, что я сошел с ума, не утихали. Эту историю эффектно пересказывали в курилках и в кафе «Ленфильма»! Однажды я туда зашел и слышу отрывки разговора: «Кошевой в сумасшедшем доме... ненормальный... зарезал... уголовное дело...» И говорят прямо за моей спиной, причем в красках, с деталями: «И он пришел и вот так сделал...» Мне стало интересно, я поворачиваюсь и смотрю на них. Они спрашивают:
— Вам что?
— Кошевой — это я. — Тетка, которая пила кофе, реально им облилась. Я продолжил: — Вы такие подробности рассказываете из моей жизни, очень интересно. Можете потрогать меня, я с топором не хожу...
— В «Григории Р.» ты тогда играл Феликса Юсупова. У тебя прямо амплуа намечаться стало. И как быть Юсуповым после Раскольникова?
— Нормально. Я надел костюм. Мне сделали грим, привезли в Юсуповский дворец. Бабушки, которые там работали, посмотрели на меня, потом на портрет Феликса, потом снова на меня — и стали креститься! Так был похож. Позже я познакомился с внучкой Феликса — Ксенией Юсуповой-Сфири, она приезжала в Петербург, и мы встретились в Юсуповском дворце. Она помнила дедушку другим, рассказывала, как он подарил ей первые туфли на каблуке, водил в рестораны и был волонтером в хосписе, беседовал с умирающими стариками, и они уходили в успокоении. А в истории его личность осталась демонизированной. Он прославился как убийца. Но если Раскольников — бедный студент и ходил в лохмотьях, то Феликс Юсупов — аристократ, и вкус ему никогда не отказывал, он щеголял в роскошных нарядах. Но общее есть — искушение. И в моей жизни искушений было немало. Я сейчас оборачиваюсь назад, и мне кажется, что это было не со мной. Меня приглашали участвовать в различных ТВ-шоу: кататься на коньках, петь, бегать в цирке с животными. Решение не ввязываться в эти истории было осознанным. Помнишь, как у Цветаевой: «Здесь я не нужна, там — невозможна». Я за это решение заплатил, конечно, но зато в моей жизни появились удивительные люди — Шемякин, Плисецкая, Ростропович с Вишневской. Это не хвастовство, они меня образовывали. Не хочу никого обижать, но думаю, если бы я тратил время на участие в развлекательных шоу, мы бы вряд ли созванивались с утра до вечера и я был бы им неинтересен.
