— А были опасные моменты, когда ты переходил грань и понимал, что сходишь с ума?
— Нет, я чувствовал смертельную усталость. Я «высох» после Раскольникова, и душевно, и энергетически. Эта роль как будто забирала мою настоящую жизнь. Я думал, если искусство требует таких жертв, если такая плата за то, чтобы сыграть хорошую роль, — я так больше не хочу! С другой стороны, я уже тогда прекрасно понимал, что таких ролей больше не будет. Потому что это вершина литературы. Если бы я знал, что впереди будет роль молодого Сталина — спектакль идет на сцене Александринки уже пятый сезон! И эта непростая роль также отнимает много сил: организм начинает готовиться за день до выхода на сцену — и сна, и настроения нет. Но и после спектакля тяжело восстанавливаюсь, мало общаюсь, чтобы не сорваться.
— А есть что-то такое, что тебе обязательно хочется сыграть?
— Как-то на одном из федеральных каналов запускали сериал «Монтекристо». Я получил папки со сценарием, где было написано большими буквами «МОНТЕКРИСТО», я их практически обнял и подумал: «Боже мой, неужели это Дюма?! Неужели я сыграю Монте-Кристо?!» Когда мне было 10—12 лет, мы с друзьями переписывали в виде пьес романы Дюма «Три мушкетера», «Виконт де Бражелон», «Граф Монте-Кристо»... Так вот, я взял сценарий в самолет, открыл, а там шняга про какую-то квартиру. Я так смеялся, думал: «Какой же ты болван! Ну кто здесь будет снимать Дюма?»
Вообще, я так много не сделал, хотя мог бы сделать, и говорил «нет», потому что просто не хватало сил. На Би-би-си делали экранизацию Диккенса «Тайны Эдвина Друда» — интереснейший проект. Я два раза съездил на пробы, чуть не умер от напряжения, понял, что не справлюсь, и не поехал на финальные пробы. У меня энергии не было на дубль Раскольникова. Там сто съемочных дней пришлось бы ходить по мрачным декорациям, выглядывать из-за них и страдать, я испугался...
Знаешь, когда я снимался в «Преступлении и наказании», то вел дневники. И вот однажды у Михаила Михайловича Шемякина я познакомился с одной удивительной женщиной Патрисией Дарре, очень знаменитым во Франции медиумом. Незадолго до моего прихода она сказала: «Сейчас войдет молодой человек, я не знаю почему, но он связан с Достоевским. И он будет с Федором Михайловичем». А никто, кроме Шемякина, не знал, что приду я. Патрисия Дарре мне очень многое из моей прошлой жизни выдала, про переезд, про то, что я живу между стран, и она не может понять, откуда я родом, но точно из какой-то страны, которая находится рядом с Россией. Это был фантастический вечер, она общалась с духом Достоевского. И она мне сообщила: «У тебя есть то, что Федору Михайловичу очень не нравится». Это были мои записи, она мне про это сказала. О них вообще ни один человек не знал. И вот, когда я их чуть позже открыл, то ужаснулся той черноте, которая там была, и сжег их...
С Патрисией мы общались в период работы с Изабель Аджани, с которой мы планировали снимать фильм «Мастер и Маргарита». Но Дарре сказала, что она видит только картинки и кино не будет. В итоге Бортко стал снимать свой фильм «Мастер и Маргарита», а наш фильм трансформировался в фотопроект, то есть по сути стал картинками. Представляешь?!
Еще она мне сказала, что у меня будет что-то связанное с игрой и с Достоевским, но не понимает что. Прошло довольно много времени, и у меня в БДТ появился «Игрок», где я занят вместе со Светланой Крючковой и Полиной Маликовой. Представляешь?!
