Никита Богословский
В концертах мы встречались с Никитой Богословским, я часто играл его песни. Он говорил: «Левон, только не меняй гармонии в моих песнях, а то я тебя укушу!» Многие знают, что Никита Владимирович был профессиональным «разыгрывателем», причем довольно жестким.
Как-то Богословский зашел к композитору Сигизмунду Кацу, но его не оказалось дома. Тогда Никита Владимирович отыскал какую-то дощечку, к ней пластилином прилепил веревочку, один ее конец закрепил на двери, другой — на косяке, припечатал гербом пятикопеечной монеты и ушел. Несчастный Сигизмунд Кац, вернувшись домой, чуть не поседел от страха, увидев «опечатанную» квартиру.
Однажды Богословский с тем же Сигизмундом Кацем, прогуливаясь в Доме творчества композиторов, заметили Шостаковича — его дача располагалась неподалеку — и решили разыграть. На нотной бумаге, на которой пять линеек, аккуратно пририсовали шестую, набросали ноты и с серьезными лицами подошли к Шостаковичу:
— Димочка, мы тут вальсик сочинили — посмотри, пожалуйста.
— Да, конечно, давайте, — Дмитрий Дмитриевич берет нотный лист и вдруг начинает плакать: — Со мной что-то случилось, не могу прочесть ни одной ноты.
Приятели поспешили его утешить:
— Дима, мы же пошутили — шестую линейку пририсовали...
— Нет-нет, не утешайте, что-то со мной не то — я, наверное, нездоров, — не поверил Шостакович.
Когда Эмиль Гилельс получил звание Героя Соцтруда, которого ему не хватало для полного «аккорда», новость опубликовали все газеты. Звонит ему утром Богословский и говорит измененным голосом:
— Эмиль Григорьевич, можете завтра к восьми утра приехать в Южный порт? С девятого причала спускаем на воду пароход, названный вашим именем.
Гилельс всполошился:
— Что же раньше не предупредили? Конечно, обязательно приеду. Как вы говорите, Южный порт?..
Знаменитый пианист, который никогда в жизни раньше полдесятого не просыпался, вскочил в шесть, побрился, надел галстук, лаковые концертные туфли, вызвал такси и поехал в Южный порт. Бродит по необъятной территории, спросить дорогу не у кого. Заприметил ангар. Стучится. Открывает вахтерша: «Какой тебе девятый причал?! Напьются тута и ломятся!» Бедняга решил, что не туда заехал, и потащился в своих лаковых штиблетах обратно по грязи к Каширскому шоссе — ловить такси... Где-то к полудню расстроенный вернулся домой и говорит жене: «Я подвел людей, они меня, наверное, ждали». Богословский лишь спустя месяц признался, что это была его шутка. Гилельс год с ним не разговаривал.
Никита Владимирович жил в высотке на Котельнической набережной. Как-то пригласил гостей, а сам, сославшись на срочное дело и пообещав скоро вернуться, исчез. Люди собрались, сидят за столом — ждут хозяина. А тот договорился с крановщиком, забрался в люльку, и его подняли на двенадцатый этаж. Теперь представьте реакцию гостей, когда в комнату через окно вошел Никита в плаще и шляпе, спрыгнул с подоконника, развернулся к окну и бросил кому-то невидимому: «Завтра в десять утра...» Люди лишились дара речи.
Валентина Толкунова
Из поколения знаменитых сверстников мне довелось поработать с Иосифом Кобзоном, Володей Винокуром, Олегом Анофриевым, Людмилой Гурченко, Майей Кристалинской и Валей Толкуновой. Валечка была человеком закрытым — с ней трудно было дружить. Помню ее студенткой института культуры, когда она пришла в ансамбль ВИО-66 к Юрию Саульскому еще не оформившейся, длиннорукой, длинноногой, нелепо одетой девушкой. Пела чистенько, но ничего не умела. Жена пианиста Игоря Бриля Тамара Гибалевич, бывшая солистка ансамбля, учила Толкунову петь джазовые фразы. И Валя схватывала на лету. У них с Юрием Сергеевичем Саульским случился роман. Поженились, но брак оказался недолгим. Перед разводом Юрий Сергеевич купил Валентине однокомнатную квартиру в доме на углу улицы Чехова и Садового кольца. Саульского за глаза называли Строителем — он всем своим бывшим женам приобретал квартиры. В доме, где поселилась Толкунова, жили представители творческой интеллигенции: Настя Вертинская, Аркаша Арканов, композитор Илья Катаев, сочинивший песню «Стою на полустаночке», вошедшую в Валин репертуар. В актерской среде кооператив иронично окрестили «Тишиной», поскольку веселье там не прекращалось ни днем ни ночью и шум машин с Садового кольца доносился круглосуточно.
