У меня есть мечта — восстановить в нашем театре спектакль Петра Наумовича «Мертвые души», где Юра Степанов играл Чичикова. Инсценировку второй, сожженной Гоголем части романа написал наш с Петей друг, известный питерский океанолог и потрясающий эрудит Наум Евсеев. Своей площадки у Фоменко тогда еще не было, и спектакль шел недолго. Что помешало перенести его, когда появилось свое помещение, не знаю, но сейчас эту постановку вижу иногда даже во сне. И очень хочу, чтобы Чичикова сыграл Евгений Цыганов.
При жизни Петра я никогда не лезла в дела театра. Если ему было нужно мое мнение, отвечала что думала, а не спрашивал — молчала. Доработав в Театре комедии до пенсии и вернувшись в Москву, я прекрасно понимала, что помощи от Петра в получении ролей ждать не приходится. Совсем смирилась с ролью домохозяйки, когда вдруг на меня вышла Таня Архипцова, в прошлом — студентка Петра в ГИТИСе, а в будущем — автор восьмисерийного документального фильма о нем.
В восьмидесятые годы Татьяна вместе с Сашей Горбанем (к сожалению, уже покойным) работала в Литературном театре ВТО. Меня ребята пригласили на одну из главных ролей в спектакле «Вид в Гельдерланде». Потом в постановке «Под Вифлеемской звездой» была Суламифью. С обоими спектаклями мы ездили на гастроли, где публика их тепло принимала.
Через два года после моего прихода театр закрылся — спонсорам не понравилась репертуарная политика, менять которую Архипцова и Горбань отказались. Так я стала настоящей пенсионеркой с домашним кругом забот. О поступлении на работу (в любом качестве) в «Мастерскую Фоменко» даже речь не заходила — потому как было известно: в театре, где Петр Наумович главный, не будет ни одного его родственника.
Повторюсь: при жизни Пети я в дела театра не вмешивалась. А после ухода посчитала себя обязанной попытаться осуществить некоторые его задумки и планы. В первую очередь — попробовать восстановить спектакль «Египетские ночи».
Всех бывших студентов, с которыми создавал театр, Петр считал своими детьми и многое им прощал. В Театре комедии, если кто-то опаздывал на репетицию или позволял себе перечить не по делу, Фоменко молча вставал и уходил. Артистов начинало трясти: «Что теперь будет? Вдруг откажется от спектакля?» Бежали за ним, извинялись. А «детям» в его театре были позволены и опоздания, и капризы, и истерики. Но только не распри, если те отражались на атмосфере спектакля.
Такая история случилась с «Египетскими ночами», которые шли совсем недолго и с большим успехом. Петру очень не понравилась атмосфера, возникшая внутри спектакля, — и он снял его с репертуара. Без разбирательства причины конфликта. Он вообще терпеть не мог выяснять отношения.
Спустя какое-то время муж заговорил о том, что хочет восстановить «Египетские ночи», но не успел. Я пять лет просила вернуть постановку на сцену. Со мной то соглашались, то шли на попятную: «Ну мы же не можем постоянно заниматься восстановлением спектаклей Петра Наумовича, надо двигаться вперед!» Среди актеров велись разговоры, что без Фоменко воссоздать спектакль невозможно, я возражала: «Но он же живет в каждом из вас! Вы все — «фоменки»!»
Наконец свершилось: Карэн, у которого сохранились записи всех репетиций Петра, пришел в дирекцию театра и сказал: «Я готов восстанавливать «Египетские ночи»!» Прекрасный актер Бадалов оказался еще и замечательным организатором. Шестого февраля состоялась премьера, и Петя присутствовал в каждой сцене! Мне до сих пор звонят те, кто посмотрел спектакль, благодарят за настойчивость и говорят: «Это было потрясающе!»