Предстояло познакомить Свету с мамой. У нее непростой характер, и я побаивался реакции. Но перед нашим приходом сын успел «наябедничать»: «Бабуля, папа-то совсем свихнулся — с пионерками гуляет». Как ни странно, этим он снял напряженность ситуации. Мама ждала «пионерку», а пришла взрослая женщина.
В театральном институте один из моих педагогов, желая подбодрить, сказал: «Твой рост — твое преимущество. Тебя никогда не поставят в массовку». Он оказался прав. Впрочем, был случай, когда режиссер Владимир Воробьев все же рискнул нарушить это правило. В Театре музыкальной комедии ко Дню Победы ставили спектакль о блокаде Ленинграда. Меня определили как раз в массовку, изображавшую солдат и офицеров. Я надел форму, взял автомат, а Воробьев сел в зале, чтобы посмотреть общую картинку. Вдруг он подскочил как ужаленный, показал в мою сторону и закричал: «Вон!!!» Что и говорить, маленький и тщедушный, с оружием в руках я выглядел комично.
Комплекс по поводу внешности и особенно роста возник еще в детстве, и изживал я его мучительно долго. Даже когда стал артистом, чувствовал себя гадким утенком. Ведь моя мама Раиса Ефимовна была статной красавицей. У нее прекрасный голос, всю жизнь пела в народном театре, хотела пойти в консерваторию, мечтала о большой сцене. Но дедушка настоял, чтобы дочь окончила Институт иностранных языков. Диплом она получила в 1941-м...
Вскоре погиб ее брат Миша. Совсем юный курсант Кронштадтского военно-морского медицинского училища, он мечтал стать врачом. Но через несколько месяцев после начала войны пришла похоронка. А мама осталась в Ленинграде, выступала в концертных бригадах, ездила на передовую.
После войны она работала переводчицей в картографическом отделе штаба Ленинградской военно-морской базы, находившегося в здании Адмиралтейства. Потом преподавала английский в механико-технологическом техникуме легкой промышленности. С моим будущим отцом Григорием Моисеевичем Смолкиным познакомилась на свадьбе двоюродного брата. Папа представлял сторону невесты — своей сестры, тоже двоюродной.
Григорий Смолкин, выпускник строительного института, был архитектором. Мама же после моего рождения все-таки окончила музыкальное училище и в свободное от работы время пела на концертах. Муж, у которого не было ни слуха ни голоса, этому потакал. Он ее очень любил.
Профессия архитектора меня не интересовала. Правда, ненавидя циркуль с рейсшиной, я обожал изобразительное искусство. Папа буквально отбирал карандаши, боясь, что стану художником. Он знал, насколько это ненадежное ремесло. Но я все равно на уроках и переменах рисовал карикатуры, оформлял стенгазеты. Минувшим мартом на семидесятилетие одноклассники преподнесли мне шикарный подарок: альбом с шаржами на товарищей и учителей. Мы вспоминали, как перед контрольной или экзаменом лист с моими творениями вешали на дверь. Преподаватели видели его, смеялись и были к нам уже не так строги.
