На одном из поэтических вечеров Игорь Северянин продекламировал: «И, пожалуйста, в соус положите анчоус». Николай Гумилев поинтересовался, где поэт смог отведать столь изысканное блюдо. «В буфете Царскосельского вокзала», — не моргнув глазом соврал тот. «Неужели? — язвительно протянул Гумилев. — А мы там часто под утро едим яичницу из обрезков — коронное их блюдо. Завтра же закажу ваш соус!»
Игорь Северянин упустил из виду, что Гумилев и Ахматова — царскоселы. После ночных сборищ в «Бродячей собаке» с этого вокзала на первом паровичке уезжали в Царское Село, где у них был дом.
Живописный пригород с дворцами и парками — зеленый полу-Версаль — находился в двадцати пяти верстах от Петербурга, так что поезда и вокзалы были неотъемлемой частью повседневной жизни царскоселов. По утрам по укатанному шоссе они торопились к девятичасовому поезду, который уже оповестил о себе протяжным свистком из Павловска и теперь на всех парах мчался к Царскому Селу. Показывался белый дым от паровоза, и под вокзальным навесом волновались шляпы, котелки, цилиндры, военные фуражки. Подошедший поезд с размаху останавливался и шипел, выпуская пар. В вагоны торопливо входили пассажиры, стремясь занять место у окна. Молодцеватый кондуктор проверял билеты, и дачники уносились в летний душный Петербург.
Супруги Гумилевы вели богемный образ жизни и приезжали в Петербург ближе к вечеру. Выйдя из вагона под сень чугунных кружев Царскосельского (ныне Витебского) вокзала, пара направлялась в Общество ревнителей художественного слова или на «башню» к Вячеславу Иванову. Гумилев в длинном сюртуке и желтом галстуке здоровался со всеми со старомодной церемонностью. Потом садился, вынимал огромный, точно сахарница, серебряный портсигар и закуривал. О его жене, тонкой смуглой молодой даме с черной челкой до бровей, говорили, что она «тоже пишет». Когда ее просили почитать, Гумилев раздражался и с недовольной гримасой стучал папиросой о портсигар, а когда хвалили ее стихи — иронично замечал: «Моя жена и по канве прелестно вышивает».
В эпоху золотого века железных дорог путешествие на поезде воспринималось как что-то новое и захватывающее, а вокзалы были не только транспортными узлами, но и воротами империи, символом прогресса, архитектурными дворцами. Здесь всегда кипела жизнь, светили дуговые фонари, царили суета и оживление. Раскрасневшиеся от мороза дамы кутались в соболя, молодцеватые офицеры поддерживали их под локоток. Появлялся дымок — подходил очередной поезд. Опять дымок, и новый состав подкатывал к перрону. Толстый барин с пышными бакенбардами и тростью бросался ему навстречу. Ватага носильщиков в белых фартуках с бляхами на груди укладывала багаж на тележки. Анну завораживало это вечное движение, большие скопления людей, встречи, прощания, разлуки, слезы...
