Прелесть возраста в том, что пусть легкости меньше, но опыта-то больше. Хотя бесшабашной я, пожалуй, никогда не была, понимала, что нельзя с бухты-барахты делать то, что хочется в данную секунду. Так можно и из профессии вылететь. Не сказать, что приходилось себя ограничивать и ломать, но прагматизм — папино наследие, как говорится, его никто не отменял.
— Родителей, как известно, не выбирают. Какие достались вам?
— Мама у меня замечательная. Своим примером показала, что в самые тяжелые периоды жизни можно и должно оставаться человеком, сохраняя достоинство. Они с папой разошлись, когда мне было десять лет. Да, в ней жила обида, но несмотря ни на что мама всегда говорила о папе только в превосходной степени: «Юрочка! Талант! Светлая голова!»
Если в папе уживались категоричность с бесшабашностью, то мама демонстрировала исключительно требовательность и строгость. Когда я была подростком, запрещала краситься. Хотя какая уж в те годы была косметика? Тушь «Ленинград» да польский блеск для губ. Но мама устраивала скандал — она считала это пошлым и безвкусным.
Мне было лет пятнадцать, когда соседка наябедничала, что я целуюсь с мальчиком в темном подъезде. Так мама нашла меня, схватила за ухо и потащила домой через весь двор. Позор страшный! Львов был очень консервативным городом, потеря репутации означала конец вообще всего. Да, мама была очень строгой. Я же — слишком свободолюбивой и в семнадцать лет, собрав чемодан, уехала к папе в Москву.
Чем мама руководствовалась, воспитывая меня, я поняла, лишь когда родила Лизу. Организованность, ответственность, чувство стиля и вкуса — вот что она хотела привить. Когда осознала, какой была глупой и жестокой, стало стыдно. Уверена, маме было очень тяжело в тот период.
А папа... Юрий Варум был молодым, талантливым музыкантом, гастролером. Он приезжал домой на короткое время и пытался в довольно сжатые сроки как можно больше вложить в мою голову. Выпендрежник! Яркий, энергичный, подвижный, сыплющий цитатами и анекдотами. Появится, придет ко мне в комнату, затянется сигаретой, прищурится: «Маруся, вот что я тебе скажу...»
Папа являлся авторитетом для меня во всем, я его обожала. Он был очень добрым, но при этом критиковал по любому поводу — с иронией, иногда даже с сарказмом. А когда понимал, что обижает, сам же от этого страдал. Его требование делать все идеально привело к неистребимому синдрому отличницы, с которым живу до сих пор.
При этом он всегда и по делу находил необходимые слова. Помню, когда мне было лет тринадцать, спросил:
— Ну что, мальчик у тебя уже есть?
— Папа, ты что?! Посмотри на меня!
— Маруся, не представляешь, до чего ты красивая!
Я росла пацанкой. Никаких юбочек и плавности движений, ноль девчачьего: э-ге-гей! — и понеслась наперегонки с мальчишками. Но вдруг эта простая фраза будто расколдовала — во мне проснулось женское начало. Вот вам влияние отца...
