Спустя несколько месяцев Герду выпустили, но проживать разрешили только в Каркассоне, еще неоккупированном. Она безумно тосковала по Хаиму, страшно за него беспокоилась, поскольку известий давно не получала, а слухи о новых законах для евреев в немецкой зоне были один страшнее другого. И вдруг восьмого ноября телеграмма: «Завтра на вокзале. Встречай. Кастен. Сутин». Однако когда задыхающаяся от счастья Герда примчалась на перрон, там стояла только Мадлен, которая хладнокровно нанесла удар: приехала сообщить, что Хаим живет в Париже с другой и не нужно ему докучать.
Сложно сказать, зачем мадам Кастен решилась на столь рискованный шаг — ехать по охваченной войной Франции, чтобы «обрадовать» Грот фактом появления у Хаима новой женщины, почему просто не сообщить об этом в письме? Да и посылал ли вообще Сутин телеграмму о встрече на вокзале? Вполне возможно, что вся эта интрига придумана Мадлен, желавшей разорвать отношения художника с Гердой, — связь с немецкой еврейкой сильно усложняла в тех обстоятельствах его жизнь. Кастенам же надо было, чтобы Сутин писал как можно больше. А для этого необходимо вдохновение.
Мадлен Кастен и познакомила Сутина в кафе «Флор» с Мари-Бертой Оранш. Ведь о нем, тяжко больном, кто-то должен заботиться. Мари-Берта, которую друзья называли Ма-Бе, была довольно яркой личностью. Аристократка, генеалогическое древо которой восходило чуть ли не к Людовику XVIII. В ранней юности она к ужасу родителей вышла замуж за художника Макса Эрнста, нищего немца (дни его славы были еще впереди). Как раз в 1940-м он ее бросил.
Тридцатичетырехлетняя капризная красотка с ангельской внешностью и истеричным характером могла быть кем угодно, только не верной подругой и сиделкой немолодого больного художника с тяжелым нравом и чудачествами. Но Сутин не возражал. Он предал Герду, которая беззаветно любила его три года. И которую любил он сам, о чем писал впоследствии.
