Всю дорогу до аэропорта на нервной почве меня сильно тошнило. В самолете ко мне сразу подошла стюардесса, спросила, может ли она мне чем-то помочь, принести какое-то лекарство? Я была белая как мел. Мне не сказали, что папа застрелился, решили сообщить по прилету. Пока летела, все думала, как непостижима жизнь... В то самое утро я ездила на рынок за продуктами. Стояла солнечная, рыжая погода, у меня было прекрасное настроение, в машине играла музыка, я что-то пела… Никаких подозрений или тревоги не было, но обычно я звонила отцу один раз и оставляла сообщение на автоответчике, а тут набирала его номер и набирала. Раз семь, наверное, позвонила. Странно, очень странно…
Едва оказавшись в нормандском замке, я кинулась в папину комнату и начала что-то искать, не отдавая себе отчет в том, что именно. Но искала я упорно. И только когда мне удалось обнаружить маленькую неприметную коробочку, я схватила ее и успокоилась. Я знала, что внутри земля из Москвы, папа насыпал ее у Новодевичьего монастыря.
Перед похоронами я решила надушить отца одеколоном, которым он пользовался всю жизнь. Хотела, чтобы даже в гробу папа был все тем же ухоженным, красивым человеком. Из-за моей странной фантазии бедная Франсуаза едва не лишилась чувств. Зайдя в комнату, она стала беспомощно оглядываться: «Коля?..» Пришлось объясняться. В общем, вела я себя вполне в духе своего эксцентричного отца.
Ведь даже собственную смерть папа превратил в абсолютную театральную постановку. Все продумал, все приготовил. Завернул в упаковочную бумагу разные милые вещицы, и каждый кулек скрупулезно подписал, одни — «Кате», вторые —«Егору». Написал очень странный автопортрет — изображение будто растворялось. Вблизи виделись разрозненные мазки, а стоило отойти и приглядеться — появлялось исчезающее лицо человека. В тот роковой день папа дождался, когда Франсуаза уедет из дома за покупками. Включил музыку Рахманинова и выстрелил в себя. Папа прекрасно знал анатомию и попал прямо в сердце. Когда приехавшие жандармы перевернули тело, вытекла только чайная ложка крови, так бывает только при «ювелирном» поражении сердечной мышцы.
Почему? Конечно, это главный вопрос… У папы был рак, но он лечился, и я точно знаю, что вылечился. Сложно переживал возраст, но тоже без особых истерик… Хотя женщины все-таки более выносливы в этом смысле, мужчины, как мне кажется, тяжелее мирятся с беспомощностью, слабостью. Его поступок был хорошо обдуман, взвешен, подготовлен, и это страшно… Тяготила ли его невостребованность последних лет?.. Не уверена. Папа, как и любой по-настоящему талантливый человек, точно понимал, кто он.
