...Первые два года после его ухода я вообще была вне себя. Я никому не звонила по телефону, ни с кем не встречалась: все время впадала в какой-то ступор... Знаете, есть такая домашняя телефонная книжка. Вот я ее открываю, а там его почерком телефон и имя написаны — и все, я отпадала, я не могла...
Что такое сойти с ума от чьей-то смерти, я знаю: моя мама умерла для меня столь неожиданно, что я полтора часа была сумасшедшей. Я помню это, при мне была дочь Катя и рассказывала, что я говорила, что делала — это было вне здравого смысла совершенно. Знаете, я так устроена неудачно, что не плачу от большого горя. Я могу заплакать, когда петля на чулке спустится, а когда беда — не могу слезу пустить. И после ухода Зямы я два года была в каком-то странном состоянии, вот, например, совсем не могла читать. Не могла читать по-русски, а по-английски могла. Вот такое было состояние. Депрессуха — как это у нас называется. Но отошла... Время свое делает.
И я поняла, для чего я живу: чтобы моя дочка подольше не оставалась крайней, не становилась сиротой. Потому что, когда бы ты ни потерял родителей — ты все равно становишься сиротой, когда нет папы и мамы. Мне казалось, когда мы жили вместе, что если он уйдет первым и я вдруг останусь одна, то я жить не буду. Потом поняла, что я не имею права так поступить, потому что есть Катя.
Тогда я придумала себе, будто Зиновий Ефимович уехал на такую длительную гастроль. Что его просто физически сейчас рядом нет — а так он по-прежнему со мной. И поскольку я к нему на гастроли не раз приезжала, то, успокаиваю себя тем, что и в этот раз тоже поеду — возможно, уже скоро...
Знаете, я не хожу на кладбище... То есть я хожу на могилу Зиновия Ефимовича, слежу, чтобы там все было в порядке, потому что она не одной мне принадлежит: туда приходят люди, которые его талант почитают. Но я думаю, что пройдет лет полтораста, и кладбищ не будет. Или будут, как мне кто-то точно сказал... в интернете! Пусть кто-то говорит, что он приходит на могилу и ему отпускает душу, и все такое... А у меня ничего не происходит! Я прихожу туда только для того, чтобы все аккуратно было. Но не к нему прихожу. Его там нет! Его там никогда не было! Что, разве это соединяет людей после смерти — лежащие кости? Ерунда! Соединяет совершенно другое. Я вот до сих пор, когда что-то происходит, машинально думаю: а Зямка что бы на это сказал? А как бы он отреагировал на это? И только так можно остаться верным...
А еще я ношу на руке его часы: выходит, его время, его часы и минуты всегда со мной.
