Микаэл Леонович сел за рояль, а я дрожащим от волнения голосом запела его романс «Единственная любовь моя». Включила все свое актерское мастерство, обращаясь к автору. Буквально через три фразы он удовлетворенно сказал: «Будем заниматься!»
Чуть позже я привела к Таривердиеву Сергея Тараненко, пианиста моего мужа, с которым мы пели песни из «Иронии судьбы». Ему очень понравился наш дуэт. Для меня работа с любимым композитором была счастьем. А Сережа только вздохнул: «И началась каторга...» Каждый день мы приходили в мастерскую Таривердиева. Он заставлял читать стихи, разбирал с нами песни. Микаэл Леонович раздал всем прозвища: он был Папой Карло, Сережа — Мальвиной, а я — Буратино. Тараненко был гениальным пианистом. Какой бы раздолбанный инструмент ни стоял в провинциальном Доме культуры, он извлекал из него божественные звуки.
Сделав огромную сольную программу, мы ездили целый год по стране. Помню, на БАМе после очередного концерта на сцену влез здоровенный парень в ватнике. Швырнул шапку-ушанку оземь и воскликнул: «Никогда такой музыки не слышал. Буду теперь жить по-хорошему!»
Когда за цикл песен на стихи Светлова, который исполнили мы с Тараненко, Таривердиев получил большую премию, он купил Сереже пианино, а мне роскошную гитару. Микаэл Леонович обожал делать подарки. Идет однажды по улице, вдруг видит — стоит мальчик у витрины. Смотрит на велосипед потрясающей красоты и чуть не плачет. Микаэл Леонович взял и купил ему «мечту его жизни»...
Однажды на одном из выступлений в Москонцерте я уловила, как за спиной артисты обсуждают наш якобы роман с Таривердиевым. Они говорили так громко, чтобы я услышала. «А вы что, со свечкой стояли? Нет? Тогда и нечего болтать!» — сказала я, обернувшись.
Об этом всегда ходило много слухов. До сих пор у меня допытываются журналисты:
— Это правда, что за вами ухаживал Таривердиев?
Всегда отвечала:
— Нет, нас объединяла только музыка.
Сейчас, спустя много лет, я хочу рассказать, как было на самом деле...
Он был моим Учителем, а я, как Галатея, полностью подчинялась ему, для меня его слово было законом. Всю жизнь называла по имени-отчеству и только на «вы». Стоило ему сесть за рояль, как я обмирала.
Вокруг Таривердиева всегда была аура обожания, он сводил с ума всех женщин. Помню, как первый раз привел нас с Тараненко на конкурс «С песней по жизни». Редакторши в «Останкино» со всех этажей сбежались посмотреть на знаменитого композитора. Мы шли втроем по коридору, я от страха даже сгорбилась. «Ну-ка, подними голову, выпрями спину! Иди и знай, что ты самая красивая в Москве и Московской области!» — Таривердиев без конца делал мне замечания. С Сережей так вести себя не позволял — тот не потерпел бы. Микаэл Леонович следил не только за моей осанкой, а еще — и очень пристально — за моим поведением. Его раздражало, если я кому-то нравилась. На этом конкурсе один симпатичный мальчик не отходил от меня, все время отлавливал за кулисами. Стоим и хохочем. Он исполнял песню «Сирень-черемуха». Таривердиев ехидно так моего поклонника и прозвал: «Вон, твой сирень-черемуха идет». Каждый раз ревниво встревал в нашу беседу: «Иди репетируй!», а потом как-то пожаловался Вите: «Гале всегда нравятся только помоечные коты!»
