Когда мой папа узнал, что я развелась со Славиком, был потрясен до глубины души и долго со мной не разговаривал. Слава ведь меня обожал! Помню, папа приехал в Москву из Ленинграда, со мной даже не повидался, а утешал моего бедного брошенного мужа. Спустя время он, вновь приехав в Москву, сменил гнев на милость и пришел ко мне в гости. Увидев нашу крохотную комнатку в коммуналке, которую мы снимали, долго не мог в себя прийти: «На кого ты сменила молодого мужа?! Да еще и живете в коммуналке...»
Надо сказать, что и Витина родня осталась не в восторге от нашей свадьбы. Его мама Ульяна Георгиевна была недовольна выбором сына, племянница Надя к тому же дружила с его бывшей женой. Они встретили меня в штыки. Как только мы расписались, я переехала к ним на «Курскую». Витя как джентльмен свою квартиру оставил Кире. Поначалу приходилось трудно. Потом как-то притерлись друг к другу и зажили дружно. У нас все время толклись гости. В нашей комнате и стола-то не было. Стелили скатерть на полу и сидели до утра. Его мама ворчала: «Витя, что ты делаешь со своей молодой женой? Она вечно торчит у плиты». Витины друзья могли завалиться и ночью. Все знали: если светится огонь в окне Бесединых — значит, можно зайти.
Ко мне часто приходила в гости Таня Васильева. Ее приняли в Театр сатиры, да и мечта выйти замуж за Толю наконец осуществилась. Прямо как в сказке: и севрюга на свадебном столе, и Васильев рядом! Мы продолжали дружить, по-прежнему были неразлейвода! В Театре cатиры, куда я приходила смотреть Танины спектакли, нас даже сестрами называли. И хотя я была старше ее на два года и опытнее — все-таки раньше вышла замуж, верховодила в нашем дуэте она.
«Галька, ты такая красивая! — говорила. — Одри Хепберн отдыхает». Но при этом все время пыталась улучшить мою внешность. То подстрижет мои длинные ресницы, которые, по ее мнению, мешали увидеть мои «большие и красивые глаза, как у коровы», то гоняет по лесу, часами изнуряя пробежками. Я всегда ходила голодной, потому что была склонна к полноте. «И так толстая, тебе больше не надо!» — говорила подруга, съедая последнюю булку. А мне часто снился сон: я уплетаю цыпленка табака и рядом нет Таньки. А еще подруга учила меня уму-разуму. Она считала: если ты несвободна, но влюбилась, надо отдаться этому чувству и сразу же уходить. И всегда придерживалась своего правила...
Мы с Таней обе ленинградки. Да и мужья наши оказались земляками — оба брянские. Наверное поэтому наши пары подружились. Как-то мы с Витей собрались на гастроли и отдали ключи от квартиры, которую недавно получили, Тане с Толей. Они месяц принимали гостей, дуря всем головы, что достались эти хоромы в наследство от родителей.
Таня обожала Витю, а я — Толю. Витя провожал мою подругу в аэропорт, встречал после гастролей на вокзале. Покупал нам с ней вещи, мы даже в рестораны втроем ходили. И хотя она была замужем за Васильевым, все время торчала у нас. Толя возвращался со съемок и принимался искать свою жену. Звонит и возмущается: «Ты почему опять у Бесединых? У тебя что, мужа нет?» А мне Таня часто повторяла: «Если с Витей разойдешься, не обижайся, я буду продолжать с ним дружить». Как-то уезжаю на гастроли, а Танька, наоборот, откуда-то возвращается. Витя встретил ее, привез к нам домой, она у нас даже ночевала. У меня и мысли не возникло ревновать. Я не стала ничего спрашивать ни у мужа, ни у нее, даже в шутку вопрос не поднимала. Я так ее любила, что расстаться с ней было бы равносильно смерти. Уверена, если бы в студенческие годы сказала ей: «Мне этот человек нравится», она бы отступила — «Все! Я ушла!» Сто процентов!
