— Вы что, на счетах будете считать?
Та кокетливо отвечает:
— Конечно — что ж вы думаете, до нас цивилизация совсем не дошла?!
Как же он хохотал!
...Деревня Пожарище на той же Вологодчине, где возрождается и сохраняется славянская культура. Михаил спрашивает у местных хранительниц традиций:
— Как вы добиваетесь такой чистоты посуды?
Они отвечают:
— А мы когда моем, семь вод из колодца используем. Песни поем. А потом берем семь рушников — полотенец, ими вытираем. Традиции предков сохраняем и передаем потомкам...
Это и есть Россия настоящая. Это Михаила вдохновляло и радовало.
В Сибири мы ходили по музеям славянской истории, которых там без счета. Запомнилась история, которую нам рассказали в одном из них: в тех краях когда-то в действительности существовал «ритуал Бабы-яги». Последним, кто его прошел, стал Суворов. У полководца в детстве было очень слабое здоровье, доктора разводили руками: не жилец. Мало кто знает, как ему удалось исцелиться, а он, между прочим, писал об этом в своих дневниках. На окраине деревни жила бабка. Седая, нос крючком. Она раздела мальчика, облепила целебными травами, натерла какими-то снадобьями, все это закрыла слоем теста и на лопате в печь положила головой наружу. В отличие от сказочных страшилок огня там не было, только угольки тлели. Старуха начала Суворова на этой лопате «опекать», то есть запекать — травы и тесто вытянули все хвори. А в русском языке прочно закрепилось слово «опекать» — как символ заботы.
Концерты оставались для Михаила способом заработка и самовыражения, но он уже уставал от них. А путешествия заряжали энергией и давали силы. Камчатка, Курилы, Байкал, Алтай — всеми этими местами ему хотелось поделиться и со мной.
Ездили на Байкал, в Бурятии побывали в Иволгинском дацане, где хранится буддистская святыня — нетленное тело хамбо-ламы Итигэлова. Буддистские монахи — приветливые, смешливые, узнали Задорнова. Поведали об Итигэлове, который добровольно ушел в состояние самадхи в 1927 году в позе лотоса, и с тех пор его тело нетленно. Рассказали не без юмора: «Когда судмедэксперт тело исследовал, потом три дня пил, порвал диплом и сказал — я ничего в медицине не понимаю...» Михаилу Николаевичу разрешили даже подержать хамбо-ламу за руку. Он потом поделился: «Температура градусов тридцать. Ощущение живого человека». Запомнились морщины на лбу и печаль на лице. Это состояние самадхи — никем необъяснимое, непонятно, где при этом пребывает душа. Мы-то с Михаилом думали, что рассказ об этом чуде лишь способ привлечения туристов. Оказалось, вправду феномен. Мише было важно увидеть все собственными глазами. Он тогда сказал: «Как я рад, что хоть кому-то удалось возвыситься над законами банальной физиологии». В эти моменты я особенно любовалась им: восторженным, сияющим, влюбленным в жизнь...
Когда объехали десятки мусульманских стран, Задорнов констатировал: «Все же между народами нет такой конфликтности и противоречий, как нагнетают политики».
