Лена выходила на сцену в массовке в спектакле «Ящерица». Изумительная девочка. В детстве она, видимо, была обделена вниманием и поэтому излучала любовь ко всем. Привязывалась сразу, как ребенок, едва слышала доброе слово. У нас была хорошая библиотека, мы давали ей читать книжки. Лена приходила и без родителей. Мне кажется, она все время искала человеческого тепла. Когда она трагически погибла в двадцать три года, в театре все были потрясены. К ней все хорошо относились. На Армена было больно смотреть...
Порой в гости наведывались мои бывшие однокурсники, они слушали Мартына открыв рот. Когда Саша хотел произвести впечатление, он включал свое нечеловеческое обаяние на полную мощность. Но стоило ему увидеть, что аудитория покорена, быстро остывал: все уже завоевано. Как скучно! Он легко брал вершины. Очень красиво говорил, велеречиво, высказывал порой парадоксальные мысли. Люди завороженно на него смотрели. А как он сочинял! Мог на полном серьезе, придя в театр, небрежно бросить:
— У меня за углом «мерседес» стоит.
— Саш, покатаешь?
— Ключи потерял. Потом как-нибудь.
Но «мерседеса» так никто и не увидел...
Иногда мне очень хотелось услышать от Саши слова любви. Но он не баловал этим. А вдруг я ему надоела? А вдруг он нас не любит? Однажды приносит газету «Советский спорт». Журналист взял у него интервью про любительский футбол. Меня потрясли строчки из этого материала, они буквально врезались в память: «Сейчас в моей жизни удивительная пора. Я переживаю высочайшее чувство отцовства. У меня есть дочка, и весь смысл моей жизни именно в ней».
Маша была очень на него похожа. Он гордился ею чрезвычайно. От него у нашей дочери смуглая кожа. При том, что Саша блондин, зимой он выглядел эффектно загорелым. Белозубая улыбка — тоже от отца. Саша мог сидеть за столом, хмуриться-хмуриться, а потом вдруг улыбнется — как солнце встанет.
Со всех гастролей он помимо подарков мне и Маше вез книжки. Большую часть гонораров на них тратил, тогда ведь был книжный дефицит. Зарплату всю до копеечки отдавал мне. В этом он был традиционалистом, считал, что я как жена веду хозяйство. Машины у нас не было, продукты надо было доставать. А Саша не был добытчиком. Да и бог с ним, я сама таскала тяжелые сумки.
Он не был пижоном, к тому же модничать тогда не получалось. Спортивные кроссовки, джинсы, майки — его любимая экипировка. Носил, как правило, то, что привозил с гастролей. Очень долго у него не было теплой одежды. В Болгарии купил себе дубленку — первую в сорок лет. Помню, в ВТО Мартын вел концерт, взял в театре для этого костюм. Рядом со мной сидела Маргарита Жигунова, которая была женой Лиепы: «Саша такой красивый сегодня. А то ходит бог знает в чем!» На этом, собственно, все хорошее в нашей жизни и закончилось...
Вроде бы идеальный муж: и красив, и талантлив, и не пьет, и не скандалит. Только с эмоциональной стороной было сложно. Он не пускал никого к себе в сердце, позволял женщинам себя любить, самому очертя голову в омут — это не про него. Привык к женскому вниманию. И искренне считал, что мое присутствие в его доме уже должно быть для меня счастьем. А дальше, как говорится, «сама, сама, сама...»
Главная Сашина беда, на мой взгляд, что ему Богом не был дан талант любить. Он, к сожалению, оказался лишен этого чувства. Как одинокий волк, Саша никогда и нигде не пускал корней.
Мы поженились в 1984-м, а в 1988-м разошлись. Четыре года вместе. И все равно я ему безумно благодарна за дочь, за тот период времени, который он отдал нам с Машей, преодолевая себя. Мартынов ведь по сути своей спринтер, надолго его не хватает. Наигрался в папу заботливого, мужа верного, и ему стало скучно. Надоело. И рад бы привязаться, полюбить, но, к сожалению, не способен. Кто-то из известных очень верно подметил: «Актриса-женщина — больше, чем женщина, а актер-мужчина — меньше, чем мужчина». И это именно так...
