На Кубани ночью темнота хоть глаз коли, фонарей на улицах станицы не было. Менакер провожал меня до дома с осветительной лампой. И вдруг у калитки он спросил: «Вы могли бы все бросить и остаться со мной?» Я очень испугалась, предложение было неожиданным. Но Леня взял ситуацию в свои руки, он уже все решил и не отступал. Мне тогда было двадцать два года, ему — тридцать шесть.
Несвободны были мы оба. У меня — Сева, у Лени — гражданская жена, которая родила ему сына. Но мы твердо решили быть вместе. Менакер не бросил ребенка, дал ему свою фамилию, платил алименты. Его прежнюю женщину я никогда не видела, Леня оградил от этого, за что ему очень благодарна.
Вернувшись в Москву, объяснилась с мужем: «Сева, я влюбилась, ухожу от тебя». У него потемнело лицо, Абдулов чуть не плакал. Ни скандала, ни упреков не было. Он просто закрыл за собой дверь комнаты, выскочил на улицу и бродил где-то всю ночь.
Ёлочка, узнав про мою новую любовь, отреагировала цитатой из Хемингуэя:
— А ты почувствовала, как земля поплыла?
— Да!
— Ну, с Богом!
Она поняла, что это серьезно.
Я собрала вещи и переехала к бабушке на Арбат. Абдулов часто проходил мимо нашего дома, несколько раз звонил:
— Я поднимусь?
Наверное, хотел поговорить, восстановить отношения. Но я неизменно отвечала:
— Севочка, у меня не убрано, — и не приглашала его в гости.
Муж простил меня, хотя еще долго переживал. У нас сохранились хорошие отношения до конца его дней. Я продолжала общаться и с Ёлочкой. Абдуловы полюбили Леню, приезжали к нам в Ленинград.
И бабушке Менакер сразу понравился. Он прибыл в Москву «свататься», мы посидели, попили чаю. А когда гость ушел, бабуля одобрила:
— Справный!
— А ничего, что он лысый?
— Умна голова волос не носит.
Пока картину монтировали, я оставалась в Москве. Леня тем временем готовил комнату к моему приезду. Потом фильм вышел, и я вновь почувствовала бремя славы. Рассказывали, что его перед выпуском возили на правительственные дачи и я очень понравилась Брежневу. Видимо, поэтому на афишах, заполонивших Москву и Ленинград, был только мой портрет. Жору Юматова печатать не разрешили.
Когда картина была уже в прокате, фотограф из журнала «Советский экран» снял меня для открытки. Тогда эти карточки продавали в киосках «Союзпечати», на них были популярные артисты. Я опять получала много писем, поклонники фильма пишут даже сейчас. Но жила уже в Ленинграде, куда меня увез Менакер.
Расписались мы тихо, без помпы, на регистрации были только родные и наши друзья-свидетели. Переехав в город на Неве, быстро нашла работу: наш дипломный спектакль в Щукинском училище посмотрел Николай Павлович Акимов и тогда же позвал в труппу Театра комедии. Но я отказалась. А обустроившись на новом месте, напомнила о себе.
