— Фуфочка, как же так произошло?
Она отвечает:
— Ты же знаешь, я вся в долгах... Приехала вчера в больницу, а палаты все заняты, только утром должны освободиться, и мне предложили переночевать в ординаторской на высокой кровати. А ночью мне приснился сон. Аркадий Райкин после концерта протягивает мне полный котелок денег со словами: «Фаиночка, я знаю, что у тебя долги, возьми, пожалуйста, эти деньги, я их заработал специально для тебя». Я руки к нему тяну, а он котелок отодвигает, я следом тяну — вот и свалилась с кровати.
Она это рассказывала с таким серьезным и трагическим видом, что смеяться было даже неудобно. Придумала она это или нет — неизвестно.
Конечно, много денег у нее уходило на домработниц. Ей вечно попадались бестолковые. Одну как-то раз Фаина послала за мясом для собаки, дав крупную купюру. Домработница где-то пропадала полдня и вернулась без сдачи. Объяснила она это тем, что в ближайшей кулинарии мяса не было, поэтому пришлось ехать на другой конец города на такси и покупать бефстроганов.
Неудивительно, что Раневской часто приходилось обращаться с хозяйственными просьбами к друзьям. Помню, как Леша паковал ее книги, когда Раневская переезжала из высотки на Котельнической в Южинский переулок. Она требовала, чтобы книги укладывались и перевозились именно в том порядке, в каком стояли на полках. А сколько мы провозились с газоном на Донском кладбище, где была похоронена сестра Фаины — Белла... Раневской хотелось, чтобы на могиле был просто холмик, покрытый травой, и больше ничего. «Хочу, чтобы было как на могиле у Льва Толстого», — подчеркивала она, и мы с Алешей каждую весну сеяли эту травку. Требовалось посеять не глубоко, чтобы семена взошли, но и не мелко, чтобы птицы не склевали. Каждый год мы находили новые способы защиты от птиц: то сетку из ниток натягивали, то смешивали семена с глиной.
Как-то Раневская уехала в санаторий и попросила меня поливать цветы. В роскошном китайском кашпо у нее росла очень красивая бегония с лиловыми листьями, из квартиры Алисы Коонен. Фиолетовый, сиреневый и лиловый вообще были любимыми цветами Фаины Георгиевны. На ее день рождения все несли букеты этих оттенков: кто-то хризантемы, кто-то ухитрялся даже розы нужного цвета раздобыть, а мы с Алешей всегда дарили люпины. Фаина их ставила в тот угол, где росла эта бегония. Получалась очень красивая композиция. Так вот, уехала она на месяц, а я приходила поливать цветы. В один из дней я вышла на балкон и ужаснулась: он весь был покрыт толстым слоем птичьего помета — ведь Раневская подкармливала голубей. Там еще стояло вольтеровское кресло, которое она собственноручно выкрасила красной масляной краской, чтобы не портилось на балконе. Второе такое кресло Фаина подарила нам. Так вот ее кресло тоже все было загажено птицами. Я пришла в ужас, ведь Фаина Георгиевна только недавно переехала в эту квартиру, все еще новое, а балкон уже в таком состоянии... Куда, спрашивается, смотрела домработница? И я добросовестно все эти дни отчищала кресло и отскребала кафельный пол. Когда Фаина Георгиевна вернулась, она позвонила мне и вместо «здравствуй, Таня» строгим сердитым голосом спросила:
— Где говно?
Я говорю:
— Ой, Фаина Георгиевна, извините, пожалуйста, я вас не предупредила, вот решила вам помочь...
— Да как же можно без разрешения хозяев такую работу делать?
Через какое-то время звонит моему мужу и говорит: «Алеша, приходи немедленно». В тот раз он вернулся от Фуфы с двумя огромными связками коробок конфет, всех сортов, в каждой руке по стопке. Оказывается, Раневская обзвонила знакомых и всем рассказывала «чудовищную» историю про то, как я ей отмыла балкон от птичьего помета. «Мне чем-то надо отблагодарить своевольную девчонку», — добавляла она. И все, кому она позвонила, принесли по коробке конфет. Чего там только не было: и клюква в сахаре, и вишня в шоколаде, и с ликером. Выходить на свой балкон Раневская мне больше не позволяла.
