Неожиданно вмешался случай. Моя тетка когда-то благополучно вышла замуж за серба и уехала в Югославию. И вот границы открыли! Я первый раз выехал из России в 1989 году и посетил в Югославии колонию художников. Приезжаешь, живешь, тебя кормят, дают кров, ты пишешь картины, оставляешь им одну — вот и все условия.
Колония состояла из живописцев, я же на тот момент вообще не занимался живописью. «Что-нибудь да нарисую!» — решил. Было ужасно интересно попасть в это сообщество. Написал пару пейзажей и натюрморт с полосатой тряпочкой. Супрематический, он мне очень нравился. Помню, приехали в колонию немцы, я выставил свою картинку и ее купили за шестьсот марок.
Возвращаюсь в Россию, с товарищами делаем памятник Тарасу Шевченко в городе Конотопе. Наконец-то выплатили гонорар, разделили его на троих, получилось гораздо меньше шестисот марок. А возились с памятником года два! Я расстроился... А потом заказов и вовсе не стало.
Я стал рисовать пастели для продажи в салонах, и порой их покупали за приличные деньги. Еще сделал большую скульптуру в Югославии — полуабстрактную женскую фигуру — и назвал ее Пенелопой.
Дело было так: в 1990 году ребята из живописной колонии порекомендовали меня в колонию скульпторов. Там проходил интересный симпозиум, и там же находился знаменитый в Европе мраморный карьер. Так как я был не шибко известен, персонально мрамора не дали, предложили использовать чужую глыбу: голландский скульптор, не доделав работу, уехал. Мне предстояло освоить два кубометра мрамора.
Многие скульпторы приезжали уже с готовыми моделями. Рабочие просто переводили их в камень, а мастера ехали пить куда-нибудь в Белград. У меня же — ни эскиза, ни модели, я не видел глыбу заранее и мог только импровизировать. Трудился в поте лица, обещали заплатить тысячу долларов. В то время начались распад Югославии и инфляция. Чувствую, что за месяц гонорар обесценится. Прошу руководство симпозиума: не могли бы мою тысячу прямо в долларах положить в сейф, а в конце мне отдать? Еще попросил разменять гонорар на десятки: мол, у нас сотня вообще не валюта. Таким образом сохранил свои денежки.
Впрочем, финансовый вопрос никогда не был камнем преткновения в нашей семейной жизни. В самые суровые времена Зиночка не падала духом и демонстрировала чудеса интуиции. У нее постоянно возникали порывы и фантазии, непонятные мне, но дававшие результат. В самые бедные годы с маленьким сыном на руках жена вдруг решила учить английский. «Да на фига он ей?!» — думал я, но помалкивал. Оказалось, очень даже пригодился. Как-то позвонил из Израиля друг и попросил приютить знакомую, решившую посетить Петербург. Квартирка у нас маленькая, предложили гостье пожить в мастерской. Галия говорила на семи языках — на всех, кроме русского, так что объясняться мы могли только по-английски.
