Александр Андреевич горько усмехнулся. Вот и напророчил. Да что он тогда знал о несчастьях? О горьком одиночестве, о бездомности, об унижениях, о болезнях? Обо всем том, с чем, увы, так хорошо знаком сегодня.
Почему все пошло не так? Почему труд, который замышлял с таким воодушевлением, повис на его ногах пудовой гирей? Из-за своей картины он превратился в вечного просителя, выклянчивающего подачки где придется, в объект насмешек молодых шалопаев, малюющих на него карикатурки и высмеивающих его немодную крылатку и заношенные панталоны, в законченного ипохондрика, который прячется от людей за семью замками. Даже любимому брату Сергею, приехавшему в Рим весной 1846-го, пришлось полчаса колотить в двери мастерской, пока Александр Андреевич не рассмотрел его через глазок самым придирчивым образом: не чужак ли?
После первых нескольких лет весьма спорой работы над «Явлением Мессии» дело вдруг странным образом забуксовало. Иванову не нравилось в композиции и колорите то одно, то другое, он делал все новые этюды, счет которым шел уже не на десятки — на сотни. Общество поощрения художников, на волне всеобщего восхищения картиной «Явление Христа Марии Магдалине» продлившее художнику пенсион на два года, проявляло все больше нетерпения. В итоге на помощь пришел наследник престола великий князь Александр, по рекомендации Василия Андреевича Жуковского посетивший мастерскую Иванова в конце 1838 года. Однако через несколько лет и его деньги закончились. Вдобавок ко всему у художника началась болезнь глаз. Пришлось ехать на лечение, временно оставив работу над картиной, к тому же снять для жилья отдельную комнату с окнами на солнечную сторону: врач считал, что жить в мастерской, как до этого из экономии делал Иванов, для глаз вредно.
Лишившись постоянного пенсиона, Иванов экономил на всем, приберегая каждую копейку на краски и натурщиков, с которых все писал и писал нескончаемые этюды, чтобы выбрать из десятков лиц, ракурсов, поз те, что достойны войти в его великую картину. Если удавалось скопить более-менее приличную сумму, пускался в вояжи по Италии — набраться вдохновения и сделать еще несколько набросков. На смену портретным этюдам пришли пейзажные: деревья, горы, камни...
