Что произошло с Александром Ивановым после памятного для него лета 1847 года? Была еще долгая жизнь: целых одиннадцать лет... Совестливый по натуре, он считал себя обязанным оправдать ожидания жертвователей, долгие годы материально поддерживавших его, и довести работу над «Явлением Мессии» до конца. Художник не оставил свой труд даже тогда, когда летом 1848-го в охваченном революционными волнениями Риме загрохотала артиллерийская канонада и снаряды падали в непосредственной близости от Виколо дель Вантаджо. Тем же летом он напишет один из своих лучших пейзажных этюдов — «Ветку». Было ли пронзительное одиночество, запечатленное в нем, откликом на окончательно осознанную Ивановым невозможность соединения с Марией Апраксиной или реакцией на смерть в Петербурге любимого отца? Как бы то ни было, но «Ветка» стала шедевром русского пейзажа.
С каждым годом Александр Андреевич все больше отдалялся от людей. Картину свою, которую когда-то охотно демонстрировал всем желающим, не показывал теперь даже любимому брату. Не открыл дверь в мастерскую даже однокашнику и приятелю юности Федору Иордану, желавшему взглянуть на полотно перед отъездом на родину. Между тем «Явление Мессии» увлекало Александра Андреевича все меньше и меньше. Полотно, которому он отдал так много сил, старело, не успев окончательно родиться, и Иванов с его чуткой душой художника не мог этого не ощущать... «Мои труды: большая картина — более и более понижается в глазах моих», — с грустью напишет он в июне 1855-го.
К тому времени все его мысли занимала новая идея: представить Священное Писание в большом живописном цикле, над эскизами к которому он начал работать параллельно с окончанием «Явления Мессии». Расположить будущие картины Иванов мечтал отнюдь не в церкви, а в особом, специально возведенном павильоне, грезившемся ему в мечтах.
Как это ни парадоксально, но то, что эти картины так и остались лишь эскизами, стало для художника настоящим счастьем. Их не коснулась тень болезненного ивановского перфекционизма, они не были измучены его упрямой погоней за ускользающим идеалом. Вобрав в себя все мастерство Иванова-рисовальщика и Иванова-акварелиста, отточенное годами титанического труда над этюдами к «Явлению Мессии», они в то же время остались свободны от гнетущего пафоса гигантского исторического полотна. Будто сам дух художника, освободившийся от всего тягостного: несчастной любви, недостойных страстей, опостылевших обязательств, вечных страхов — вдруг воплотился в легких линиях, прозрачных силуэтах, светлых красках.
