В 2005 году у четы Леонтьевых родилась дочка Зоя. Малышка, завидев меня издалека, неслась со всех ног: «Тетя Люда!!! Дорогая!!!» Сейчас ей пятнадцать, но при встрече все так же бежит обниматься-целоваться. Алеше уже за двадцать, он, как и папа, спортсмен. Высокий красавец, талантливый художник.
Леонтьевы — моя вторая семья. Восьмидесятилетний юбилей я отмечала в их доме. На этом настояли Валера и Алена. В начале застолья хозяин произнес тост:
— Хочу выпить за свою любимую женщину — за Люду!
Я схватилась за голову:
— Валера-а-а! Остановись! — обернулась к хозяйке: — Алена, не слушай его!
Она рассмеялась:
— Да я знаю, что вы любимая, и давно смирилась с тем, что таковой останетесь.
А Валеру «несет» дальше:
— Таких благородных женщин, таких щедрых душой на свете больше нет! Всем, что сейчас имею: доброй, заботливой женой, замечательными детьми — я обязан ей. Она мне ближе, чем сестра...
Как все, кто сидел за столом, не разрыдались, одному богу известно.
Павлик и его семья тоже считают Леонтьевых родней. Сын уже много лет живет в Таиланде, прежде был первым заместителем торгпреда в российском посольстве, сейчас у него свой бизнес. Внук, тоже Павел, получив в Америке два образования, экономическое и философское, вернувшись в Таиланд, нашел призвание в живописи, к которой у него несомненный талант. Для заработка берет крупные заказы как художник-оформитель, а еще успевает иногда сниматься в кино — бог и родители наградили его фактурной, благородной красотой.
С обожаемым мною сыном перезваниваемся через день, несколько раз бывала у него в гостях. Когда они прилетают в Россию, живут у себя в столице. У сына в Москве дела, встречи с друзьями и однокурсниками. Потом все едем на Икшу, где в Доме творчества у меня двухкомнатная квартира. Она рассчитана на одного человека, поэтому, чтобы меня не стеснять, «тайцы» останавливаются в доме у Леонтьевых и не устают благодарить хозяев за то, что «присматривают» за мной. А вот когда я в Москве, Паша переживает:
— Мама, не проходит дня, чтобы я не думал: как ты там одна?
— Павлик, да где же одна-то?! — возражаю. — У меня и подруг, и поклонников целый вагон. Поверь: ни скучать, ни киснуть просто некогда. Да и не в моем это характере.
— Знаю, знаю, — смеется сын. — Ты у меня по-прежнему очень интересная женщина — того и гляди приглашение на свадьбу пришлешь!
Со свадьбой Павлик, конечно, лишку хватил, но и записываться в старухи не собираюсь. С очередным кавалером, который гораздо младше, рассталась незадолго до восьмидесятилетия. По собственной, заметьте, инициативе.
...Меня пригласили давние друзья. В гостиной за роялем сидел элегантный мужчина. Играл Бетховена. Я подошла, встала рядом. Когда отзвучали последние аккорды, сказала, что очень люблю этого композитора. Он улыбнулся: «Я тоже». За столом нас усадили рядом, и я не уставала поражаться схожести нового знакомого с Игорем Костолевским. Та же аристократическая лепка лица, прищур умных глаз, курчавые волосы.
Часа через два засобиралась домой. Прощаться ни с кем не стала, чтобы не прерывать веселье. Тихонько нырнула в прихожую, надела шубу.
Вдруг кто-то берет меня за рукав — сосед по столу, исполнитель Бетховена.
— Уже уходите? Жаль... Я правильно запомнил ваше имя — Людмила? Меня зовут Андрей. Извините, что сразу не представился.
— Ничего.
— Можно я вам позвоню?
Я пожала плечами:
— Вообще-то я незнакомым свой номер не даю.
— Но мы ведь уже познакомились.
— Хорошо, запишите.
Вышла на улицу и тут же напрочь забыла — и о похожем на Костолевского красавце, и о том, что дала ему номер.
Дня через два звонок. В трубке — бархатный мужской голос:
— Людмила, это Андрей.
— Какой Андрей?
— Тот, что играл Бетховена.
— А-а-а! Добрый день!
— Наверняка у вас дома есть инструмент.
— Есть. Пианино.
— Можно приду и поиграю для вас?
И тут у меня с языка само по себе срывается:
— Приходите.
Кладу трубку и начинаю себя ругать: «Совсем ты, Хитяева, сбрендила — позвала в дом чужого мужика!»
Тут же снова хватаю телефон и звоню подруге Лиде Крючковой, вдове Николая Афанасьевича Крючкова: «Приходи, пожалуйста! У меня гость будет, я его второй раз в жизни увижу. Боюсь один на один оставаться».
Разве Лида подругу в опасности оставит?! Сидим на кухне, Крючкова меня подкалывает: дескать, ну, Хитяева, даешь! Куда делась твоя осмотрительность?
Звонок в дверь. Входит Андрей. В короткой замшевой куртке с белой меховой оторочкой, на шее — красный шарф, шевелюра присыпана мелким снежком: «Здравствуйте, милые дамы! Я принес бутылку хорошего французского вина». Выпили по бокалу, ведем светский разговор. Мне на глаза попадается недавно подаренный сборник стихов знакомого — молодого талантливого поэта. Читаю вслух несколько строф, следом — дарственную надпись: «Любимейшей актрисе, красивейшей женщине Людмиле Хитяевой...»
Гость недоуменно вскидывает брови:
— А как эта книга попала к вам?
— Что значит «попала»? — в свою очередь изумляемся мы.
— Но она же подарена Людмиле Хитяевой.
— А перед вами, молодой человек, думаете, кто? — с легким негодованием вопрошает Крючкова. — Вы вообще знаете, в чей дом попали?
И вдруг Андрей резко наклоняется вперед и выкрикивает:
— Людмила Хитяева — это вы?! Моя любимая актриса... «Тихий Дон», «Евдокия», «Поднятая целина»... — будто в полубреду, перечисляет он. — Но вы же совершенно непохожи на своих героинь. Рафинированная леди, рассуждаете о Бетховене...
Лидка смеется:
— Конечно непохожа. Она же в фильмах казачек играла, неграмотных крестьянок.
