В начале пятидесятых пришло наконец официальное признание — Сталинская премия в 1952 году. Сирень Колесникова высадили в Кремле. В его сад привозили иностранные делегации. У московской интеллигенции стало традицией «ходить на сирень» к Колесникову. Появились ученики и последователи, энтузиасту охотно помогали школьники — юные натуралисты, у него учились доктора наук и академики: нейрофизиолог Анохин и физик, лауреат Нобелевской премии Семенов, всерьез увлекшиеся разведением сирени. В числе его гостей — художник Петр Кончаловский и скульптор Вера Мухина, навещал свою именную сирень Алексей Маресьев. Запросто на семейные обеды захаживал Никита Хрущев.
К этому времени семья Леонида Алексеевича расширилась. Дочь Тамара, студентка института декоративно-прикладного искусства, вышла замуж, ее муж Степан — автор оформления павильона «Цветоводство и озеленение» на ВСХВ, где имелся, конечно, и стенд, посвященный работе тестя. Спустя годы их дочь, внучка Колесникова Елена, тоже стала художницей — и помнила, как в дедовском доме бывал Юрий Гагарин.
Люди, знавшие Леонида Алексеевича, не могли уместить в голове его невероятную работоспособность. Своим садом он по-прежнему занимался, продолжая служить на автобазе Союзторгтранса. Бескорыстие его между тем проявилось и в том, что в 1952 году, сразу после получения Сталинской премии, Колесников передал в дар государству свои достижения, разработки и открытия, что называется — буквально все, до последнего семечка.
Тогда же было издано постановление создать сиреневый питомник на одиннадцати гектарах заброшенного, изрытого траншеями пустыря в Калошино. Однако даже через два года не сделали ничего. Никакой обработки, никаких сотрудников не выделили, а Леонид Алексеевич все это время сам оплачивал аренду земли на Соколе, где росла переданная государству сирень. Помог фельетон в «Вечерней Москве» — на такие заметки тогда реагировали незамедлительно.
