Впрочем, до этого еще далеко, увлекался он в юности техникой, с 1905 года учился в Московском реальном училище Воскресенского, потом поступил в Коммерческий институт. Да только проучился там всего два года, в 1916-м был оттуда уволен для назначения в военное училище: шла Первая мировая. Вместо этого, однако, попал в итоге в Одесскую автошколу. Шофером Леонид Колесников отправился на фронт, а вернувшись, окончить обучение в институте уже не смог: революция отменила все прежние планы и решения.
Как раз за месяц до эпохального разлома мать, что-то предчувствуя, отписала Леониду в дарственной целое состояние — земельные участки, недвижимость и среди прочего дачу во Всехсвятском. Она-то и осталась во владении семьи, когда все остальное передали новой власти. Впрочем, и дачный участок обрезали до двадцати пяти соток, на которых размещался дом и тот самый куст сирени, расцветавший каждую весну. В доме Колесниковы жили вместе с нянюшкой Павлой Сергеевной: оставшуюся в семь лет сиротой девочку взяли к себе в 1893 году и она стала частью семьи, вынянчила и Леонида, и его дочь, и внучку, став свидетелем всех бед и радостей.
В Гражданскую Леонид дома бывал нечасто — колесил за баранкой по военным дорогам. С марта 1918-го по 1922-й служил в Первой Советской автороте Москвы помощником командира автоколонны, доставлявшей грузы в «горячие точки». Повидал немало: сильнейшее впечатление оставили разоренные дворянские гнезда и брошенные усадьбы. В покинутых садах буйно цвела все та же сирень — как символ гибнущей, ненужной теперь былой роскоши.
Леониду было больно это видеть и остро хотелось сохранить красоту. Так и получила начало его уникальная коллекция. Первый свой куст он высадил дома в 1919-м. Говорят, дело было так: зимой шофер Колесников вез домой после премьеры артиста Большого театра с подаренной цветущей сиренью в кадке. Когда презент увял, водитель попросил отдать куст ему. Продержал зимой в прикопе у дома, а весной высадил в саду.
