— А где родители Гелы Месхи?
— Мы здесь!
— Сын у вас молодец, старается, талантливый парень — далеко пойдет.
Мама была в восторге. После такой похвалы Вячеслава Семеновича мне оставалось лишь одно: оправдать надежды — поступить в театральный. Показывался везде, взяли в ГИТИС на курс Владимира Алексеевича Андреева. Но там не понравилось. Я, юный максималист, крайне требовательный к себе, ожидал той же строгости и от мастера. Однако проучившись год, понял, что не дождусь, так и буду ходить в институт как на тусовку, а это страшно расхолаживало. Забрал документы и отправился поступать по новой. На сей раз взяли во ВГИК в мастерскую Владимира Александровича Грамматикова, от которого тоже ждал жесткости, в хорошем смысле слова тирании. Однако история повторилась. К тому же я почему-то был уверен, что сразу начну сниматься в кино. Но когда этого не случилось, снова забрал документы. Мама переживала: «Когда же ты наконец остановишься?!»
Своего мастера я обрел с третьей попытки — им стал Константин Аркадьевич Райкин. На экзаменах в Школе-студии МХАТ читал лермонтовского «Демона», монолог из есенинского «Пугачева». Очень люблю поэзию Есенина — она дает возможность проявить широкую гамму чувств. В приемной комиссии сидели Райкин, его жена Елена Ивановна Бутенко, другие педагоги. Константин Аркадьевич, слушая меня, постоянно улыбался, а я радовался: значит, все хорошо! Дошел до слов: «Каплет гноем смола прогорклая / Из разодранных ребер изб. / Завтра ж ночью я выбегу волком / Человеческое мясо грызть. <...> Ради Бога, научите меня, / Научите меня, и я что угодно сделаю, / Сделаю что угодно, чтоб звенеть в человечьем саду!» А потом провел рукой по лбу, словно вытирая пот, и стряхнул ее. Райкину это понравилось. Остановил:
— Что ты сейчас сделал?
— Скинул состояние.
Больше вопросов ко мне не возникло, поступил. Курс подобрался сильный, многие ребята успешны в профессии: Никита Ефремов, Аня Чиповская, Карина Андоленко, Тема Быстров... Всех мастер взял за жабры, научил играть. Райкин безумно жесткий педагог и режиссер. Однажды на занятиях показывали с Никитой Ефремовым этюд-наблюдение. Как нам казалось, классно придумали. Вдруг Райкин резко обрывает: «Это что такое? Вы совсем страх потеряли? Почему пришли пустыми, ненаполненными?! Хотите вылететь с курса?!» Крыл нас так, что буквально прибил к земле, закатал в асфальт. Ничего не могли ответить. Нас, здоровых мужиков, душили слезы. Я улучил момент, выскочил в туалет, там прорыдался и вернулся на занятия. Для Райкина это было нормально. После него нам ничего не страшно. Так закалялась сталь.
А Елена Ивановна стала для нас второй мамой. Строгость, конечно, тоже проявляла, но больше для вида. Мы ее обожали, таскали пирожные, устраивали чаепития. Она поставила потрясающие выпускные спектакли. Правда, мы оканчивали институт в те времена, когда устроиться в театр было крайне сложно. Константин Аркадьевич честно предупредил, что всех в «Сатирикон» взять не сможет, только некоторых, я в их число не попал. Половина курса вообще никуда не устроилась, но никто не опустил рук, лично меня такая ситуация еще больше мотивировала — хотелось доказать, что в жизни чего-то стою. Благодарен мастеру за то, что сделал из меня неплохого актера. Если Райкин когда-нибудь пригласит в свою постановку, непременно откликнусь. Но если честно, всегда хотел идти своей дорогой.
