Пробы проходили на «Ленфильме». Меня переодели в военный мундир, дали в руки текст, сняли. Режиссер сидел рядом с камерой, но отделался стандартной фразой: «Мы с вами свяжемся». Обычно я точно знаю, удалось ли произвести впечатление, а тут пребывал в растерянности. Даже своему агенту Ольге позвонил: «Не понимаю, хорошо попробовался или нет?» Вернулся в Москву и несколько дней находился в крайне нервозном состоянии. Отпустило, когда Ольге сообщили: «Гела нам понравился, роль его!»
Счастлив, что судьба свела с потрясающим режиссером, работали с Алексеем Козловым душа в душу, понимали друг друга с полуслова. Для фильма выстроили три точные копии той баржи, что затонула на Ладоге в ночь с шестнадцатого на семнадцатое сентября1941-го. Основную декорацию возвели в павильоне, второе судно и третье, вспомогательное, стояли на воде. Не поверил своим глазам, когда в первый съемочный день увидел, как громадная массовка движется к барже по качающемуся на воде понтону. Ладога себе не изменила — штормило постоянно. Но ощущение опасности помогало удерживать нужное состояние в течение всей съемочной смены.
Мой трюк готовили с каскадерами часа три. Они настоящие профессионалы, все рассчитали до миллиметра, так что чувствовал себя в полной безопасности. Перед командой «Мотор!» отрепетировали сцену два раза. Мне удалось даже отыграть эмоции, когда в голову летел чемодан. В те дни до нас дошла трагическая весть, что на съемках другой картины каскадера раздавил танк, поэтому ребята предприняли последнюю попытку отговорить:
— Гел, может, все-таки позвать дублера?
— Позовете, если ничего не получится.
Но у меня получилось. Все были в восторге. Я в том числе. С нетерпением жду премьеры.
— Наверное, актером еще в школе решили стать?
— Сначала, как многие мальчишки, увлекался спортом — футболом, настольным теннисом, греко-римской борьбой. Правда, и в самодеятельности участвовал, но так, несерьезно, скорее дурачился. Тогда на эстраде наступил звездный час Шуры, Верки Сердючки. На школьных концертах выступал с пародиями на популярных артистов — зуб закрашивал черной краской, чтобы больше походить на Шуру. Публике нравилось, смеялись от души. Однажды учительница по литературе организовала конкурс чтецов, я тоже принял участие и неожиданно занял первое место. Вероятно заметив некие способности, преподаватель буквально за руку отвела меня в Театр-студию Вячеслава Спесивцева на Красной Пресне. Гляжу: вокруг много увлеченных ребят, девчонок, все — мои сверстники.
Спесивцев работал по собственной методике: тебя, как щенка, вышвыривали на сцену, а уж там, будь любезен, сам выкручивайся. Но несмотря на все сложности, мне в студии настолько нравилось, что всерьез задумался о поступлении в театральный институт. С нами часто работали взрослые актеры, матерые, классные. Был от них в полном восторге, многому учился. Держали нас в ежовых рукавицах. Получил три минуса от педагогов, и все — отчислят. Кто-то из ребят не выдерживал, уходил, но места не пустовали, их тут же занимали новые студийцы. На сцене дебютировал в спектакле «Чайка по имени Джонатан». Родители присутствовали на премьере, аплодировали, гордились мной. Периодически Спесивцев приглашал пап и мам своих учеников на собрания. Однажды спросил:
