

«Когда меня обижают, я думаю, какую из этого извлечь пользу и что в этих обидах для меня хорошего. У меня такое правило — я ищу в плохом хорошее и детей своих так учу. Но дети не согласны со мной».
— Татьяна Григорьевна, я вас поздравляю, вы пришли в «Ленком», а в портретной галерее на сайте театра стоите первой среди народных артисток. Вы вводитесь в спектакль «Женитьба» и другие постановки, а в декабре — премьера спектакля «На дне», где вы играете Настю. Какие у вас ощущения от всех этих перемен?
— Я пока не поняла, осматриваюсь. Марк Борисович Варшавер руководит моей судьбой, так, наверное, и дальше будет. Перед тем как я приняла решение прийти в «Ленком», мы с ним несколько раз встречались, говорили долго, он рассказывал, какими путями сам там оказался. Мне с ним как-то спокойно, он у меня вызывает доверие. Моя дорога в «Ленком» была длинной. Это уже третье приглашение. Дважды меня звал Марк Захаров, но не получилось. В прошлый раз он позвонил и сказал: «Приходи», — но потом возникли мнения, что не надо меня туда звать. А я готовилась, наряжалась, собиралась идти на встречу, а потом оказывалось, что встречи отменились, и меня даже никто не предупредил. Почти случайно я узнала, что худсовет собирался, все были против моего прихода. А теперь, когда появились какие-то прорехи, никто и не возражает.
— Вы имеете в виду, когда не стало Чуриковой?
— И это в том числе, но я не собираюсь играть ее роли и занимать чье-то место, меньше всего мне такое интересно. Я это сразу сказала, и меня услышали. Тем не менее есть необходимость в театре, чтобы эти спектакли продолжали идти.
Я, конечно, забыла, что такое стационарный театр. Для меня нет страшнее понятия «Театр — это семья». «Мы все любим друг друга, мы все беспокоимся, мы собираемся, мы разговариваем» — это для меня катастрофа, потому что так не может быть. Неискренне, неправда. Но не страшно, привыкну.
Через это в молодости я прошла легко, потому что тогда была вообще полная идиотка, не понимала, что в зале того же Театра сатиры сидят актрисы, которые до обморока хотят играть эту роль, а я стою на сцене, ее репетирую. Я через какое-то время это, конечно, ощутила, но все равно замены мне никогда не было. Один раз только Катя Градова сыграла в «Горе от ума» — и все, и то для меня это не было потрясением. Я очень легко проходила эти виражи. А что про меня говорят, понятия не имела. И не задумывалась ни о чем, например о том, что мне везет и мне дают играть главные роли. В Сатире шло 13 названий, и 10 из них были моими.
— Ваша первая большая роль там — Комиссар в спектакле «У времени в плену». Я видела записанные отрывки, которые вы показываете на встрече со зрителями, и не сказала бы, что это было убедительно.
— Конечно! Это катастрофические роль и пьеса, и постановка к 100-летию Ленина. Страшнее в моей жизни ничего не могло быть.
— Как вы выдержали атаку критиков, ведь все как по команде называли самой худшей вас, Татьяну Ицыкович. Как это пережить юной начинающей актрисе?
— Но это было не только с Комиссаром, но и с несколькими другими ролями. И с Принцессой в «Обыкновенном чуде», и с Софьей в «Горе от ума». Это все были провалы. Никто не знал, что со мной делать, я сама не понимала, что могу и на какую кнопку мне нажать в той или иной роли. Но я понимала — мной все недовольны. Удивительно, но никто меня не снимал с роли, не выгонял из театра. Нет, я шла, играла, уходила в жутком настроении, как курица, которой отрубили голову... Я знаю, что такое провалы. Но почему-то это не было для меня катастрофой. Мне вот сейчас кажется, что я была на краю пропасти первые лет пять.
Я очухалась только в «Ревизоре», когда Марью Антоновну стали репетировать. И то меня учили все кому не лень. Партнеры — так прямо с голоса: как я дышать должна, какие звуки издавать. А потом мы с Андреем Мироновым в Одессе репетировали, вдвоем собрались и сделали свои сцены все сами. Показали Валентину Николаевичу Плучеку, и он сказал, пусть так и будет. И вот с этого пошло, с этого мне стало легче, потому что я почувствовала, что начинаю соответствовать тому месту, которое занимаю. А потом по глупости вылетела из театра. Валентин Николаевич, который ревновал меня ко всем мужчинам и особенно остро ко второму мужу, не хотел его брать в штат театра. И я тогда пошла на принцип, мол, увольняюсь, если его не возьмете. Заявление сработало, но совсем не так, как я думала: он взял и его подписал.
— Но вы недолго были бездомной артисткой, после Театра сатиры вас пригласил в Театр Маяковского Андрей Гончаров, великий режиссер.