Другая на таком приеме разинула бы рот, голова закружилась — это ж надо, тут Брежнев на баяне играет, тут Микоян вприсядку пляшет, тут министр обороны стоит, а тут зять Хрущева Аджубей зовет тебя в гости на дачу. Да что же это? Пойдешь на все, да? Ни черта! Я сразу стала искать кого-нибудь более или менее приличного, чтобы дал машину и я уехала. Не дали. Я вышла ночью одна из Боровицких ворот, поймала машину. Мне было не страшно.
Или вот, допустим, новый, 1969 год. Его я встречала в Барвихе. Пела перед правительством. Аккомпанировал Давид Ашкенази. Меня Москонцерт приглашал часто на какие-то мероприятия. Там Брежнев, Косыгин, Фурцева — ну, все. И что вы думаете? Мы с Давидом единственные уходим после того, как отработали, в 11 вечера, не дождавшись боя курантов. Меня спрашивает Косыгин:
— Куда же вы уезжаете?
— В дома свои, в семьи свои, — говорю я.
«Ну, дураки», — подумали многие. Они же мгновенно повисали на руках у членов правительства. И я сразу понимала — что-то просить будут. И дала самой себе слово: не лезь туда, куда тебе не надо лезть. У меня уже тогда появилось ощущение — очень опасно общаться на таком уровне... Я и сейчас так считаю. Уже позже вычитала у Вяземского: «Близ царя — близ смерти. Честь царю, если сия пословица родилась на войне! Горе, если в мирное время!»
Я была права, выбрав такую тактику. Ну что такое молоденькая девочка, хорошенькая, ну, схватил бы мужик какой-нибудь за задницу — и все, тебя нет. У меня какая есть судьба, такая и есть, но я знаю, никто меня не успел схватить за деньги, машину, квартиру, звание, за роль.
Я вот сейчас с вами разговариваю и думаю, как хорошо, как мне легко. Хотя с первого моего дня в кино ходили слухи: мол, не может девочка-студентка просто так попасть на главную роль. Значит, у нее влиятельный любовник или родственник. И еще больше болтали, когда стала за границу ездить.
