— Что делать-то? Ведь надо петь...
— Потом споешь. Сначала снимись. Будешь известной.
— Так и случилось, вы стали очень известной.
— Ну да, после премьеры меня стали везде приглашать с выступлениями. Как-то я пришла к студентам МАИ. Зал — битком. От смеха все валялись. Я говорила очень смешно и наивно: «Ребята, ну я, вот, три года назад школу окончила. А сейчас стою тут перед вами».
В этом сконцентрировано все мое отношение к себе. Я себя не выпячивала. Но несмотря на это, сразу после «Гусарской баллады» все стали меня узнавать. И я не сказала бы, что это прекрасно. Десять лет мне жить не давали девочки. Это была пытка. Следили за мной. У них сместилось что-то в голове. Раньше они бегали за мужчинами, а тут я — то ли девушка, то ли юноша — на экране нарисовалась. Полюбили они меня страстной любовью. Многие пошли на конюшню, стали пить портвейн, курить. Превратились в каких-то мужиков. Письма писали. Они мешками на даче у родителей хранились. Вообще, не только они, все подряд письма писали — от пионеров до пенсионеров.
— Наверное, родители гордились этой народной любовью?
— Они этого не понимали. Вот в семье Мироновых все было ясно. Папа и мама известные актеры. Сын — артист и должен стать известным. Все органично и нормально. В моей семье это казалось ненормальным. Отец был вообще против.
— Почему?
— С точки зрения обывателя актерство — это гульба и пальба. Помню, когда мы отдыхали в Сочи, из Нижнего Новгорода приехал на гастроли Драматический театр имени Горького. Мы познакомились с актрисой Раисой Вашуриной, ходили на спектакли всей семьей по ее приглашению. Мило общались. Как-то она на пляже натирала мне спинку, чтобы я не сгорела. И папа вдруг говорит:
— Лариска, отойди от нее.
