— Я слышала, что Жванецкий никому из женщин, кроме Полищук, не писал. Рассказывали, что она ему очень нравилась.
— Да... Люба Полищук была с бешеной внутренней энергией. Бешено эмоциональна, бешено конкретна, очень объемна. Даже тогда, когда молчала. Она из тех актрис, которые не создают персонаж, Люба — и есть персонаж. Если я беру ее на роль Дездемоны, то понимаю, что вот — это Дездемона, а не артистка Полищук, понимаете?
Как-то предложил ей играть в «Чайке», которую уже поставил в Америке. Спросил, читала ли она пьесу, она ответила, что нет. Дня через два говорит: «Слушай, это такая фигня, скучища невозможная, три страницы осилила и заснула». А дальше произошла смешная история. Вдруг случайно попалось на глаза ее интервью. На вопрос про творческие планы она вдруг говорит:
— Наш главный режиссер Иосиф Райхельгауз предложил мне главную роль в пьесе «Чайка».
Ведущая уточняет:
— В этой пьесе две равные роли, Аркадина и Нина, вы кого будете играть?
Она твердо повторила:
— Главную роль.
Ведущая упорствует:
— Как режиссер ставит? Как историю об Аркадиной или о Нине?
И тут Люба выдала:
— Я что, непонятно сказала? Я буду играть главную роль!
Она пьесу до того момента так и недочитала.
Люба была очень импульсивна, необузданна и... необразованна. Она хотела стать другой, но у нее долго не получалось.
— Какой?
— Манеры изучала, запоминала, где лежит ложка на столе, где вилка. Наш театр был популярен, мы ездили на гастроли, нас принимали в посольствах, необходимо было держать фасон. Как-то полетели в Израиль. В самолете стали разносить выпивку: женщинам вино, мужчинам водку.
— В эконом-классе?
— В экономе конечно. Слышу Любин голос: «И мне водки!» Бортпроводница говорит, что у нас тут все строго, женщинам вино. И вдруг со всего самолета мужчины стали передавать Любе водку. Я не успел опомниться, как она уже метала одну за другой, пока не рухнула. Не могла остановиться. Люба была веселой и лихой. И... неоднозначной. Иногда я очень на нее обижался.
