— Вы сказали, что не сошлись с Олегом Далем характерами. Столько лет прошло с его ухода, больше не появилось актера такой же тонкой природы, органики?
— В нем было нечто, что нельзя объяснить до сих пор. Я написал о Дале небольшую статью, которая называлась «Сейчас я встретился бы с ним по-другому». Теперь понимаю, какого он был масштаба, одаренности, а тогда — нет, поэтому и надавил — делай так и так. Он меня выслушал и сказал: «Можно я покажу вам, как это надо играть?» И показал — очень интересно. Но я был самоуверенным, поэтому не преминул настоять на своем: либо мой рисунок в пьесе, либо нет. Олег Иванович ушел. Как я уже рассказал, его роль досталась Косте Райкину.
С Далем мы встретились и на спектакле «Двенадцатая ночь», который ставил английский режиссер Питер Джеймс. Я был ассистентом. Даль жутко злился. Он считал меня бездарным мальчиком, который непонятно как проник в «Современник». Он волновался, почему мне дают ставить, а ему — нет. Все время уходил из театра, уезжал в Ленинград, опять возвращался. Коллеги его не понимали и недолюбливали. В очередной его уход Гафт написал эпиграмму: «Уходит Даль куда-то в даль, не затерялся б там вдали, немаловажная деталь — он все же Даль, а не Дали».
— Вы рассказали о людях крупного масштаба, каждый из которых достоин огромного количества отдельных статей. С кем из них вам хотелось бы сейчас оказаться рядом и обсудить сегодняшнее время?
— Со всеми, о ком мы говорили. И с Филозовым, и с Полищук, и с Далем, и с Гафтом, и с Мироновой, и с Глузским. Я пока еще фурычу, а их нет. В то, что мы когда-нибудь ТАМ встретимся, — уже целая труппа собралась — я не верю.
Хотелось бы, но не верю... Я знаю, что Господь Бог находится внутри нас. Каждый человек — автор своей собственной жизни, каждый достоин журналиста, который возьмет у него интервью...
