— Вы вроде бы дружили и с Богатыревым?
— С Юрой Богатыревым я жил вместе в одной коммунальной квартире на восемь комнат в общежитии «Современника». И когда ночью звонил Гафт, чтобы я ему напомнил эпиграмму, просыпались все. Богатырев чаще всего не спал, поэтому шел к телефону. Гафт говорил: «Иосю позови» — и Юра меня будил. Я брал трубку и слышал: «О, старик, хорошо, что не спишь». Я до сих пор помню ряд эпиграмм Гафта, которые нигде не были опубликованы.
Гафт играл Лопатина —главную роль в моем первом спектакле. Мы часто гуляли вместе, говорили о литературе, на этом и сошлись. Он много раз меня посылал куда подальше, дискредитировал, объявлял профнепригодным, но через несколько минут называл гением, лучшим режиссером мира, знатоком. Я первым опубликовал в газете «Молодежь Эстонии» штук двадцать эпиграмм Гафта и написал к ним целую статью.
— В чем трагедия Богатырева, как вам кажется?
— Богатырев очень талантливый... Однако по тем временам его нетрадиционная ориентация была осуждаемой. Он это, кстати, не скрывал, а мы тогда ничего в этом не понимали. Мы с Юрой очень дружили, он был очень интересным человеком. Посмотрите его фильмы, они замечательные. Мы хотели сделать спектакль по потрясающей пьесе Саши Ремеза, где он сыграл бы художника и на сцене создавал бы портрет, Юра был прекрасным художником. Эту пьесу я показал Волчек, она ничего не поняла, ставить не разрешила. Потом я уже ушел в свой театр, Юра — во МХАТ, мы редко встречались.
Знаю, что он часто выпивал, болел под конец, сердечные все эти дела... Ефремов заставлял его много работать, он и работал. Я заходил несколько раз в его новую квартиру, там было то же самое, что и в общаге: все завалено рисунками, эскизами, набросками, книгами. Когда ему было лет двадцать пять, они подружились с Волчек, та была его старше лет на пятнадцать. Они гуляли, рассказывали друг другу что-то. Стены ее кабинета были увешаны картинами Юры.
