Упорство и жажда справедливости у нас в крови от моего папы. Со временем это привело в профессию юриста не только меня, но и мою старшую дочь Таню и внучку Ксюшу. Это сегодня Ксения Алферова знаменитая артистка, но первое ее образование было юридическим.
Война нашу семью не обошла. Старший брат Трофим снабжал фронт боепитанием, всю войну проездил на мотоцикле. Сестра Надежда в летных частях готовила аэропланы к полетам. А я в 1941 году окончила среднюю школу и пошла работать на эвакуированный в Новосибирск завод, который производил боеприпасы. Еще неокрепшими руками мне пришлось на станке прессовать артиллерийские гильзы. Трудилась на совесть по двенадцать часов в день, и меня назначили бригадиром. Иду утром на завод и вижу растяжку: «Привет бригаде Ксении Соболевской, перевыполнившей норму...»
Полтора года я мечтала выспаться — только ляжешь спать, а уже в дверь стучат: «Подъем, пора на смену». Как-то прихожу с завода, а у меня украли чемодан со всеми моими вещами и удостоверением многосотника, которое давало важную привилегию — в баню пускали без очереди. Тогда я пошла в военкомат с просьбой призвать меня добровольцем на фронт. Об этом я думала с первого дня войны.
Мое прошение удовлетворили не сразу — пришлось доказывать военкому, что мы, девчата-сибирячки, не уступим иным парням-призывникам. Добилась своего! И вот уже вместе с другими новобранцами стою в очереди к цирюльнику. У меня тогда была коса чуть ли не до пят. Старенький парикмахер, увидев меня, воскликнул: «Я пойду под трибунал, нарушая устав, но рука моя не поднимется красоту такую отрезать. Ты волосы прячь, дочка, ото всех, чтобы меня не расстреляли за нарушение приказа». Вот и прятала как умела до самой Победы и от назойливых взглядов фронтовых подруг, и от войсковых начальников.
В Новосибирске отправили на курсы радистов, где я изучила азбуку Морзе. После служила стрелком-радистом дальней авиации. Фронтовые годы вспоминать не люблю — слишком тяжело. Свои награды надеваю только раз в году — 9 Мая.
Слава богу, мои родители, братья и сестры войну пережили. После Победы я пошла учиться в двухгодичную юридическую школу в Новосибирске, где и познакомилась с Иваном Кузьмичом Алферовым. До войны мечтала стать актрисой, но теперь мои мечты о сцене ушли на второй план — в такое тяжелое для страны время, мне казалось, было не до актерства. С Иваном нас, наверное, и сблизило то, что оба мы прошли огонь и чистилище войны. Иван был младше меня на три года, но прошел две войны — Великую Отечественную и войну с Японией, имел ранения и заслуженные награды. Он был красивым, обаятельным, добрым, постоянно веселил меня всякими фокусами: то яичницу в шляпе жарил, то кролика из нее вытаскивал. Он и на сцене выступал с репризами, разными номерами, так что Ирочкин актерский талант имеет свои прямые корни.
У родителей Ивана было трое детей, но они очень рано лишились отца, а мать была настолько хороша собой, что даже несмотря на ее многодетность, ей не раз делали предложения выйти замуж. Однако сын Иван всегда ставил вопрос ребром: «Или мы, или муж». Так и не дал матери выйти замуж, оставил ее, горемычную, одинокой. Моя свекровь, рассказывая свою историю, приговаривала: «В характере у Ванечки есть нехорошая черта — ревность. Он по своей натуре собственник. А ты такая красивая, ох и достанется тебе». Так и получилось. Любила я мужа сильно, но и натерпелась от его ревности вдоволь... Обиднее всего, что была она совершенно беспредметной. Вот только маленькие штрихи к сказанному. Когда покупала новое платье, у него сразу возникал вопрос: «Для кого?» Красиво уложены волосы: «Для кого?» Задержалась на работе — допрос. И так постоянно.
