Помню последнюю Пасху перед коллективизацией. Мама испекла кулич, сделала из творога пасху, наварила колбасы, приготовила окорок, другие мясные деликатесы, а мы, дети, красили яички. Потом все это угощение сложили в большой горшок и отец отнес его в церковь — святить. Когда вернулся, мы ждали его умытые, нарядные, в новых лаптях, которые папа сам плел. И начался пир. Папа всегда просил нас с сестрой спеть, и мы затягивали веселые народные песни. Эх, хорошо мы жили! И надо было эту коллективизацию придумать!
Когда в Белоруссии начался голод, отец нанял двух лошадей, сложил весь наш скарб в большой деревянный сундук, посадил нас в повозку, и поехали мы на станцию. На поезде добрались до Новосибирска. Потом ехали двести пятьдесят километров по тайге в телеге и прибыли в деревню. Поселились в землянке. Мама пошла работать дояркой в колхоз. Ну а в то время в любом населенном пункте имелся сотрудник НКВД, который вел досье на каждого жителя. Вот и на отца сделали запрос в Белоруссию. А в нашем родном селе работал секретарь, который с моим старшим братом Трофимом в школе учился, поганец такой плюгавенький. Он прислал ответ: «Архип Соболевский имел мельницу и наемных работников...»
Папу тогда вызвали и сказали: «Мы вас с таким прошлым не можем принять, уезжайте куда хотите, и поскорее!» Тут же с работы уволили и мать. А на дворе зима: мороз тридцать — сорок градусов! И снова мы поехали по тайге. За световой день удавалось преодолеть не более сорока километров, а до места ехать — двести пятьдесят! У мамы на руках грудная девочка — младшая сестра Сонечка. По дороге отец то и дело ссаживал нас, старшеньких, с саней, чтобы размялись, и мы бежали за лошадью, пока хватало сил. Так добрались до села Смирновка Кемеровской области. Поселили нас в общежитие, но отец хотел иметь отдельное жилье и своими руками к лету сплел нам из прутьев хату, мы набили стены соломой, травой, обмазали глиной, и получилась одна комната с русской печкой, ее отец тоже сложил сам, погреб вырыл, огород разбил.
Только мы обжились в этой Смирновке, как снова пришел на отца донос про мельницу и наемный труд. Время было страшное, наступил 1937 год. Когда отец рассказал матери про очередной пасквиль, она заявила: «Хватит меня с детьми гонять по Сибири! Езжай в Белоруссию, разбирайся с этими клеветниками и привози бумагу, где будет написано, каким ты был «кулаком» и «мельником». Из-за всех этих переездов мы потеряли Сонечку — она застудилась и умерла вскоре после того, как приехали в этот совхоз. Долго мы ничего не знали об отце, переживали: вдруг его уже арестовали. Но он вернулся и привез справку, которая до сих пор у меня хранится, — о том, сколько у отца было десятин земли, что имел он корову да лошадку и никакими мельницами не владел.
Отец мечтал плюнуть в лицо тому подонку, который предоставлял ложные сведения и по чьей вине наша семья пережила столько лишений, но оказалось, что он уже сидит в лагере. Не рой яму другому...