Кстати, на машине отец ездил нечасто. Хотя метро не любил. Там его узнавали, а он смущался от повышенного внимания. Как-то один его знакомый упросил встретиться именно в метро, что-то собрался передать. Мы с отцом спустились в подземку, папин приятель нас увидел и давай кричать на весь перрон: «Эдик! Стрельцов!» Пассажиры стали оборачиваться. Отец покраснел... и спрятался за колонну. На работу папа ездил на трамвае. Кепку надвинет — и его не узнать.
С возрастом обострились все болячки. Тюремное питание подорвало организм, обмен веществ был испорчен. Радиации там же на зоне хватнул. Пока организм был молодым и сильным, он справлялся, а потом развилась онкология. Отец лечился в онкоцентре на Каширке. Рвался домой: «Хочу умереть в родных стенах!» Но его не отпустили из больницы.
Незадолго до своей смерти, как рассказывала бабушка, папа в очередной раз сказал ей, что в той истории с изнасилованием был невиновен. На пороге смерти не врут, и для меня отец остается безвинно, по доброте или по глупости, пострадавшим.
Двадцать второго июля 1990 года, через сутки после своего пятидесятитрехлетия, папа умер. Похоронили его на Ваганьковском. Памятник на могиле лучше любых кинокартин живописует его судьбу — две стены, сквозь которые он не может протиснуться. Сколько не успел в этот промежуток, пока лес валил, сколько мог бы пользы принести советскому спорту! Молодец, что не сломался, а ведь мог бы вовсе сгинуть. Но сумел еще раз прыгнуть высоко, не подвел своих болельщиков. Значит, не такой уж и «бесхарактерный».
В сериале показали, что якобы Софья Фроловна сына из тюрьмы не дождалась. Это неправда, она его пережила на три года.
У меня долго не доходили руки разобрать вещи в ее квартире. В какой-то момент все же поехали с женой прибраться. Там обнаружился бардак, куча бесполезного хлама — некоторые старики любят тащить все в дом, Софья Фроловна не стала исключением.
