Прекрасно помню этот прием, потому что передо мной сидел не тот Макс Фадеев, которого знаю с самого детства, а какой-то совершенно другой человек. Это были другие глаза, он говорил по-другому. Я не могла его узнать. Смотрела на него и не понимала — вроде это Макс, но в то же время как бы и не совсем он, и мне по-настоящему стало страшно. Когда более или менее пришла в себя, попыталась поговорить с ним, чем вызвала еще большее раздражение. Он повторял снова и снова: «Ты сама во всем виновата! Не выполняешь правила и требования офиса. Мне все про тебя рассказывают».
Тот, кого называла вторым отцом, видел во мне врага. Все обвинения, все гадости, которые ему говорили обо мне в течение многих лет, свалились в одну кучу. Я много раз пыталась переубедить его, но в какой-то момент он вышел из себя и не сказав ни слова, покинул кабинет, объявив всем, что центр больше не работает с Савичевой.
Люди, которые его окружали, справились — они выдавили меня. Выйдя на воздух, думала только об одном: как жить дальше. Я ведь уже почти полгода была без работы, а у меня семья, маленький ребенок. Так как мы с мужем трудились в одном коллективе, его работа также зависела от меня. Помню, как прорыдала всю ночь, понимала, что назад дороги нет.
Но это был не последний удар, который я получила. Меня вновь пригласили в офис, чтобы оформить документы о расторжении контракта. Ну а уже после того как я все подписала, на стол лег еще один документ — запрет на исполнение всех моих песен, в том числе тех, что мы написали с Аршиновым: «Goodbye, любовь», «Привет, любовь моя», «Послезавтра», «Седьмое небо». Теперь все принадлежало компании кроме альбома «Личное...». Но это некоммерческий материал, я не могла поехать на гастроли с песнями под рояль. Это был исключительно экспериментальный альбом, который Макс выпустил перед нашей свадьбой, за что мы ему очень благодарны.
В итоге я осталась практически без средств для того, чтобы сделать новый материал, выступать на концертах, содержать семью... Мы, конечно, понимали, что проживем, сможем поднять ребенка, с голоду не умрем, но сделать что-то новое в творчестве, которое мне было жизненно необходимо, чтобы держаться на плаву, возможности не было. Помню, как шла по улице на встречу с музыкантами, смотрела в небо глазами, полными слез, и говорила: «Господи, если ты дал мне эти испытания, значит, дал и сил. Значит, мне это нужно для чего-то. И значит, я должна выстоять и буду делать все, что в моих силах, чтобы пройти эти трудности, как бы тяжело мне ни было».
