Я был совсем мелким, лет шести. Смотрю представление, и тут на манеже появился Енгибаров в образе клоуна. Я его, разумеется, узнал, радостно закричал: «Леня!» — и ломанулся к нему. Отец успел поймать меня. ТАК посмотрел! С нами, детьми, он не тратил слов, достаточно было взгляда, чтобы я осознал: накосячил. Шлепнул меня по мягкому месту и уволок обратно в ложу.
Ленька подарил мне свитер с верблюдами — привез откуда-то из-за границы. Вещь оказалась великовата, поэтому ее сначала носил Зураб, а потом пришла и моя очередь. Помню, мне было уже лет восемь, Леня в очередной свой приезд в Тбилиси пришел к нам. «Смотри, как могу!» — он встал на руки и спустился по лестнице во двор. Там ногами, как обезьяна, вскарабкался на гранатовое дерево, ртом сорвал фрукт, слез, на руках вернулся ко мне и отдал гранат. Я в восторге, визжа, повис у него на шее!
В 1972-м мне было одиннадцать. Помню, что папа, вернувшийся домой с очередных гастролей, выглядел непривычно грустным, сдержанным, а потом вдруг произнес: «Миша, Лени больше нет». У меня перехватило дыхание, и я зарыдал. Отец гладил меня по голове и молчал. Через несколько лет мы с папой побывали на могиле Лени на Ваганьковском кладбище в Москве, и я с трудом сдерживал слезы возле скульптуры клоуна с зонтиком. Даже сейчас вспоминаю, а в горле ком. Это часть моего детства и жизни.
Помимо театра отец решил освоить сольные выступления. Во-первых, ему это было интересно как человеку творческому. Во-вторых, эстрадные артисты зарабатывали больше театральных. Кажется, именно Енгибаров подал ему идею сделать спектакль-пантомиму, у меня даже брошюрка сохранилась, программа называлась «Сто лиц». С этой постановкой отец отправился на гастроли по городам и весям. Ездил вместе с мамой, она была ведущей этого, как бы сейчас сказали, шоу. Мы с братьями оставались с бабушкой Натальей Михайловной — маминой мамой.
Родители где только не выступали — в деревенских клубах, на заводах, на танцплощадках! Вернувшись с очередных гастролей домой в Тбилиси, отец каждый раз устраивал застолье в лучших грузинских традициях. В нашем доме собиралось чуть ли не полгорода. Вино лилось рекой, а запах изумительного шашлыка разлетался по всей округе. Готовила мама. Отец в поварском искусстве мало что смыслил, думаю, за всю жизнь не приготовил даже яичницы. Он был душой компании, тамадой — стоило ему начать что-то рассказывать, все вокруг падали от смеха.
