Отец запрещал нам с Кириллом делать три вещи: смотреть телевизор, играть в карты и читать журнал «Огонек», где редактором тогда был печально известный своими политическими агитками драматург Софронов. Отец считал это все очень разлагающим. Кирилл на даче бегал в сторожку, где жил шофер с семьей, и тайком смотрел телевизор. Папа обожал музыку и футбол. Он брал меня на стадион с пяти лет и заставлял громко кричать: «Вперед, красненькие!» Его команда «Спартак» играла в красной форме.
Я часто задавала себе вопрос: к кому из них раньше пришла известность — к Паустовскому или Арбузову? Популярность Паустовского в Советском Союзе была огромной в шестидесятые годы. Помню, Галя с тетей Таней и отчимом поселились в Тарусе. На противоположном берегу реки Тарусы с утра ходили поклонники с биноклями, чтобы посмотреть, как живет знаменитый писатель. Участок был голым, ему приходилось передвигаться между домом и беседкой бегом. А однажды, увидев на участке приезжего журналиста, К.Г. спрятался в кусты.
В 1964 году в Москву приехала Марлен Дитрих. В рамках мирового турне она давала несколько концертов. Мы с Галкой и Паустовским, несмотря на то что он только вышел из больницы, пошли на концерт его любимой актрисы. Журналисты из зала спросили Дитрих, знает ли она кого-то из советских писателей. Актриса ответила, что очень любит рассказ Паустовского «Телеграмма» и мечтает с ним познакомиться. Смущенный писатель вышел на сцену, он собрался поцеловать Дитрих руку, но та вдруг встала перед ним на колени. У нее было очень узкое платье, она не могла подняться, Паустовский пытался ей помочь, тут еще его врач громко крикнул, что ему надо в постель. Зал захохотал. На следующий день Марлен прислала ему фотографии с автографом, а К.Г. ей — свои книги.
А отец получил известность в 1954-м после успеха драмы «Годы странствий». До этого его пьесы фактически были под запретом. Папа не работал, лежал в депрессии на диване. Мы жили на зарплату мамы — актрисы вспомогательного состава Театра Ермоловой. Как родители выкручивались, не представляю. Маме пришлось отказаться от нашей домработницы — платить было нечем. Помню, как я приставала к отцу:
