— Придет время!
В том же году я полетела в командировку в Москву. Шла мимо храма на Большой Ордынке и услышала колокольный звон. При этом звуке замерла на месте, не могла и шагу ступить, в ногах — гул, и вдруг начала рыдать. Как только колокол умолк, пошла дальше, наваждение прошло.
А потом, уже возле церкви в Бишкеке, все повторилось. Священник обратил на меня внимание и предложил зайти внутрь — помолиться и поставить свечи за родных. В храме на глаза опять навернулись слезы... И я решила принять православие. На исповеди призналась батюшке, что никак не могу открыться в этом папе. Тот благословил меня, сказав, что не надо наносить отцу такую рану. В результате он так и умер, ничего не узнав.
Маме же все стало известно позже, из прессы. Теперь думаю, может, папа и нормально бы воспринял такой шаг. «Поменять веру» — это же, в принципе, игра слов. Вера либо есть, либо ее нет. И если сегодня в определенном окружении кто-то начинает возмущаться, могу прочитать любую мусульманскую молитву не хуже этих скептиков и с не меньшим убеждением, что и христианскую. По звучанию и по смысловой нагрузке они не отличаются. Когда спрашивают:
— Азима, кто ты по национальности? — отвечаю:
— Обрусевшая киргизская узбечка.
Мне все близко, но песни исполняю, молюсь, думаю, пишу я на русском. Моя душа на нем поет...
В Москву мы переехали только с младшими девочками — Зарифой и Меланией. Старшие дети остались в Киргизии. Я сразу отказалась от идеи поселиться в московской квартире Петренко. Это было принципиально: все-таки там он много лет прожил с Галиной, а мне хотелось начать с чистого листа.
Дача Алексея в Балашихе представляла собой сборно-щитовой домик. Плюс баня на два участка. На соседнем обитали племянники его бывшей жены. Они с порога заявили мужу: «Ты этот аул к нам в баню не води». Он начал извиняться за них, а я испытала шок, но быстро взяла себя в руки и сказала: «Алешенька, все будет хорошо».
Потом, впервые проводив Петренко в командировку, за время, пока он отсутствовал, подготовила ему подарок — баню поставила. Алешенька говорил с восторгом: «Узбечка, я был уверен, что меня никто и ничем уже не сможет удивить, а тут — своя баня за три дня!»
Дача состояла из гостиной, маленькой кухоньки и двух крошечных спаленок. Она была очень холодной и сырой. Местность там болотистая. Как только начиналась осень, хлипкое сооружение принималось ходить ходуном, дверные проемы перекашивало... Все «удобства» на улице.
