Жду квартиру от детского дома — жилье мне положено по закону. От своей доли в квартире Германовой давно отказался, хотя имел право на часть квадратных метров. Ведь Дуся получила двухкомнатную взамен «однушки» именно когда взяла ребенка, то есть на себя и на меня. Но чтобы не судиться с бывшей приемной матерью, я отказался от своей доли — написал официальное заявление, что не претендую ни на миллиметр. Пусть все останется ей.
— А с биологическими родителями не общаешься?
— Я ничего о них не знаю. Кто-то из воспитателей говорил, что у меня есть братья и сестры в других детдомах. Я их не искал — своих забот хватает, надо встать на ноги. А вот Германова... Если честно, Дусю хотел бы увидеть. Поговорить один на один было бы неплохо. Может, мы и поймем друг друга. Все же были родными людьми почти семь лет, это немало. Зла на нее у меня нет. Месяца два назад пришел к ней, Дуся открыла растрепанная, всклокоченная.
— Не узнаешь? — спросил.
Она ответила:
— Нет! — и захлопнула дверь. Но по-моему, узнала.
Как сейчас отношусь к ней? Сложный вопрос. Обиды у меня нет и никаких сыновних чувств, как вы понимаете, тоже. Не то чтобы она для меня совсем уж посторонняя... Но и не родня. По-человечески мне ее даже жалко. Но согласитесь, каждый строит свою судьбу сам. Она выбрала такой путь, без «проблемного» меня. Это ее право и ее жизнь — не моя и не ваша. Может, я и сам в чем-то виноват — не сумел быть идеальным ребенком, а ей, возможно, был нужен именно такой. Не знаю, винит ли она в произошедшем меня или себя. Счастлива ли она, я тоже не знаю. Вот вы были бы счастливы, отдав сына, пусть даже приемного, в психушку, а затем в детский дом? Я не представляю, как собаку-то можно за порог выгнать, а уж человека тем более... Но это ее выбор. У меня — свой. И я настроен на счастливую судьбу. Все трудности и беды преодолимы, если рядом любимый человек. А у меня есть Вика.
