А там — и на «б», и на «е»! Девчонки сразу глазками — хоп! — на него. А я с мамкиным воспитанием — ой! — голову в плечи вжала, прямо покоробило всю, думаю: «Фу, пошляк какой!»
И Платон Владимирович, и все остальные понимали: то ж Маяковский, только Рая не понимала. «Завтра приготовьте этюды с поцелуями», — огорошил педагог, у нас до сих пор такого не было. И все девицы к дерзкому новичку — ручейком, Рязанова — в другую сторону. «Юр, ты прямо нарасхват, — заметил Лесли. — Что ж такое, девочки, у нас вон еще сколько мальчиков?!»
А потом — не знаю, как случилось. Вышла раз из ГИТИСа, а с первым снегопадом навалило огромные горы, белые, пушистые. Поманила меня эта снежная постель, плюхнулась в сугроб, руки раскинула, сижу словно на троне.
Тут и Юра выходит:
—Сидишь?
—Сижу...
—А пойдем ко мне в гости, здесь недалеко.
Вот ни с того ни с сего. И пошли.
Мамы Юриной уже не было в живых, отец жил в Шатуре, а сын с двумя старшими сестрами в коммуналке на Арбате, тогда это был район Собачьей площадки. Мы после института голодные, сестра нас картошкой жареной накормила и ушла. А Перов, чтобы личное пространство было, ведь в одной комнате — сестра, в другой — сестра, чулан для себя оборудовал, стены в красный цвет выкрасил, топчан поставил, полки книжные повесил. В свою каморку меня заводит и говорит: «Сейчас развратом займемся!
Погоди минутку» — и вышел. Я — чуть не в слезы, сижу, поджалась вся, не знаю, с чего он будет этот разврат начинать. Почему не сбежала? Оцепенела наверное.
Юра входит с подносом, на нем — две чашки кофе, сигареты «Прима», пепельница, спички. Ставит передо мной: «Ну-с, начнем?» Открывает пачку, прикуривает: «На!» Взяла, а «Прима» без фильтра, рот весь в табаке, куда его девать — не плеваться же. Ведь изображаю леди: сижу нога на ногу, чашечку кофейную двумя пальцами держу, мизинчик оттопырила — куда там. Этим весь наш разврат и ограничился. Но как тогда начала, так по сей день и развратничаю — с сигаретой и кофе.
Потом Юра отвел меня в общежитие и с того дня провожал после занятий постоянно.
То есть как провожал — просто вместе с институтскими ребятами ехали в трамвае. Потом он спускался со ступенек и, как джентльмен, подавал руку. А однажды сказал: «Выходи за меня замуж». И вроде я готова была, ведь что такое слова — лишь слова. На занятиях взгляды друг друга ловили, шея сама все время разворачивалась туда, где он. В одних только взглядах любовь и выражали, до свадьбы не целовались даже. Когда Юра предложение сделал, я ему прямо: «Ты хорошо подумал? Вдруг я замуж выхожу, чтобы в Москве остаться?» А Перов на этот раз своими словами, без Маяковского обошелся — буквально «пропикал» в ответ все, что думает.
Любопытно, что расписались мы в тот самый день, который в детстве ждала как манны небесной, — первого апреля.
Он говорит:
—Тебя не смущает?
—Нет, наоборот.
—Давай назло всему!
—Давай!
Платье и фату для невесты, пиджак парадный и галстук для жениха в костюмерной института взяли, с сокурсниками в кафе «Лель» собрались, погудели. Для родственников мама у себя в Раменском свадьбу справила, после застолья с гостями деликатно удалилась и оставила одних. И первая брачная ночь была у нас, как положено, первой. На этот незнакомый мне любовный зов все мое женское естество откликнулось. Проснулась с ощущением, что мы уже не каждый по отдельности, а одно целое — и на всю жизнь.
Хотя еще очень долго мужа стеснялась: как утром вставать?
