Телефон зазвонил, едва я переступила порог. О чем мы болтали до утра — ума не приложу. А строчки Фета, которые он прочел, разве забудешь?
...Не избегай; я не молю
Ни слез, ни сердца тайной
боли,
Своей тоске хочу я воли
И повторять тебе: «люблю».
В ту пору я снималась на Киностудии имени Горького в картине Игоря Ясуловича «Каждый мечтает о собаке». Вечерами мы с Андреем встречались. Как-то окончилась съемка во дворе на Мясницкой, он ждет с букетом роз. Пошли в ресторан, потом с бутылкой вина к нему.
Я предупреждаю:
— У меня с утра съемка, машина — в семь.
Смирнов с Ясуловичем однокурсники, учились во ВГИКе в мастерской Ромма. Андрей набрал Игорю и сообщает:
— Прудниковой у тебя завтра не будет.
Тот, естественно, лезет на стенку:
— Ты в своем уме? У меня съемочный день сорвется!
— У тебя один день, а у меня — жизнь. Ты мне друг? Придумай что-нибудь!
Ну, я и осталась. Оказалось — надолго.
Через три дня я свалилась с тяжелой ангиной, температура за сорок. Андрей меня выхаживал, варил суп, кормил с ложечки.
Я говорю:
— Давай не спешить. Сниму комнату, хочу пожить одна, разобраться в себе, будем встречаться...
Он ржет:
— Через день окажется, что я сплю в твоей постели или ты в моей. А деньги на такси лучше пропить.
Привез своих девочек гулять и знакомиться. Дуне было шесть лет, Сане три. С Саней случился небольшой конфуз. Андрей поднялся в квартиру вымыть ее, трусики постирать, а нас с Дуней отправил на детскую площадку. Качаемся на качелях, болтаем. Дуня говорит: «Лена, мой папа — замечательный. Пожалуйста, выйди за него замуж!»
Не могла же я отказать ребенку.
Говорят, первый год семейной жизни самый трудный, идет притирка характеров. Ничего подобного между нами не было, роман оказался на удивление естественным и гармоничным. Мы не выясняли отношений, мы каждый день радовались друг другу. Мне было легко с ним.
В театре я, конечно, слышала байку о том, что у Андрея был скандал с фильмом «Белорусский вокзал». Картину показывали делегатам съезда КПСС, и когда кто-то из партийных подхалимов объявил со сцены, что авторы посвящают свой фильм съезду, Смирнов так рассвирепел, что доступно объяснил публике: «Мы работали для зрителя, не думая ни о каких съездах, впрочем, мы не возражаем против того, что ваш съезд подоспел к нашей премьере...» Начальство было в обмороке. Больше на сцену его не выпускали.
Андрей рассказал, что коллеги по цеху его дружно осудили: «Тебе кино надо снимать, а не дразнить гусей попусту».
И только Булат Окуджава сказал: «И правильно сделал. Надо напоминать этим гадам, что мы их ненавидим».
Мне по-женски нравилась несговорчивость Андрея, напор. Когда разговор заходил о политике, глаза у него делались цепкими и злыми, он уверенно и спокойно объявлял собеседнику: «Вы говорите ерунду...» Я была в восторге, чувствовала: рядом со мной — мужик.
А обстоятельства складывались неважно. Жить было негде: квартиру на Беговой Андрею пришлось освободить, он не стал ее делить, оставил бывшей жене. Она вскоре забрала у него девчонок и не давала с ними видеться.
Осенью тяжело заболел его отец, писатель Сергей Сергеевич Смирнов. Диагноз был страшный — рак. Мы переехали к его родителям. Отец угасал. Ночами Андрей писал сценарий. Мне так не хотелось расставаться, что я сидела в той же комнате с книжкой, пока не засыпала под утро. Сергея Сергеевича это умиляло. В конце марта он умер в больнице. Ему было всего шестьдесят.
В мае в доме случился пожар: загорелся лифт, огонь полыхнул из шахты, как из вытяжной трубы, на верхние этажи. Несколько часов мы просидели запертыми в квартире: этаж шестой, из окна не выпрыгнешь. Дверь на лестницу обуглилась, на площадке бушевало пламя. В последний момент вошел пожарный, сказал: «Не бойтесь, потушили».
Летом на даче в Переделкино поздним вечером закончились сигареты, пошли за ними в писательский Дом творчества.
