У меня на каждый спектакль существовал отдельный договор. Хотя по идее должны были взять в штат автоматом после окончания Школы-студии, ведь к тому времени я участвовал в пяти постановках. Но в труппу не хотел и всегда отказывался, когда предлагали. Стремился к независимости.
Если мы встречались с Ефремовым где-нибудь на банкете, он обязательно спрашивал: «Бургазлиев, когда подпишешь договор с нами? Когда?» Подкалывал.
Однажды я понял, что надо либо сдаваться, либо уходить. Больше на такой основе мне ничего не достанется в этом театре. И ушел — абсолютно спокойно. К тому времени уже играл в спектакле «Лысый брюнет» в Театре Станиславского с Петром Мамоновым. Это было гораздо интереснее. Совершенно другой способ существования на сцене.
— Вы встретились со своим кумиром?
— Да. И общаюсь с Петей до сих пор, не далее как вчера разговаривал по телефону.
Помню, пришли к нему домой в 1991 году — знакомиться. Мамонов жил в Чертаново. Он прочитал пьесу и согласился встретиться, хотя не выступал в театре никогда в жизни. Мы явились втроем — я, автор Даня Гинк и режиссер Олег Бабицкий. Общение с нами было обставлено невероятно пафосно. Петя курил трубку, разговаривал немного свысока и выглядел просто шикарно: в водолазке канареечного цвета а-ля группа Animals образца 1964 года и классическом блейзере. У него тогда был «английский период».
Потом он долго к себе не подпускал, но в процессе репетиций мы начали сходиться и в результате стали друзьями. У Мамонова все происходит какими-то периодами. Он увлекающийся человек. Вот когда-то заболел Англией, а потом говорил: «Англия — это ужасно. И все английское». У него радикальные взгляды и размах чувств от любви до полного отрицания.
— Но есть какие-то константы?
— Константа появилась, когда он уверовал в Бога. Тогда все более-менее выровнялось. Но это случилось с ним достаточно поздно.
Наверное, если бы Мамонов остался в Москве, просто не выжил бы физически. За город его перетащил двоюродный брат, аграрий. Они купили много земли. Построились сами и стали продавать участки. Хотели создать поселок только для своих. И мне предлагали там поселиться, я удостоился такой чести.
— И далеко этот райский уголок?
— По теперешним меркам — нет. От Москвы около ста пятидесяти километров, под Вереей. Там так хорошо! И неважно, какое время года и какая погода. У Пети огромный участок, кусочек реки с обрывистым берегом, на котором растут вековые сосны. Все прекрасно устроено, студия замечательная.
Он там свежачком, как сам выражается. Делает мебель, полки для пластинок и под свои усилители. Выступает все время. Съездит с концертом — и обратно в свой мир. В этом раю и пишется хорошо. За время пандемии Петя новый альбом записал. Делает в своей деревне ломовую программу «Золотая полка», которая выходит на «Эхе Москвы». Раз в месяц отдает на цифровом носителе, в Москву не ездит.
