Я был потрясен: оказывается, за этими стенами обитают нормальные живые люди, смотрят детективы... Через минуту ближние ворота были открыты, нас провели по всем монастырским строениям, сопроводили на колокольню и даже в закрытую для экскурсий священную кедровую рощу.
— Хорошо, что очередь наконец дошла до ваших ролей в кино. У вас же столько замечательных работ!
Константин: Спасибо за комплимент, но если честно, ролей, которыми мог бы гордиться, мало.
— Ну как же?! А Бархатов в «Риорите» Петра Тодоровского, Фердыщенко в «Идиоте» Владимира Бортко, Миша-банщик в «Бедных родственниках» Павла Лунгина, Толик в «Похороните меня за плинтусом» Снежкина? Наконец Федот-стрелец у Овчарова... Могла бы еще перечислять и перечислять, но у меня от вашего самоуничижения все названия из головы вон.
Ольга: Вы тоже заметили? Я с его постоянным и переходящим все разумные рамки недовольством собой борюсь всю жизнь. Могла бы пребывать в полном счастье и гордости за мужа, о котором все время слышу от коллег и режиссеров, какой он гениальный актер, но не получается, потому что Костя почти всегда находится в каком-то отчаянном неудовлетворении и жутких сомнениях по поводу своей профессиональной состоятельности. Рассказываю ему о восторженных отзывах собратьев по цеху, а он будто не верит, не слышит.
Еще недавно очень переживала, ругалась: «Костя, ты с ума сошел?! Чего тебе не хватает? Какого еще признания? Мог бы быть абсолютно счастливым человеком, но ты страдаешь, впадаешь в депрессию. Мы словно живем в разных мирах! Я в моем радуюсь точно тому, что для тебя в твоем становится причиной глубоких переживаний».
Сейчас уже не спорю — устала. Еще понимаю, что с ровной, неиздерганной душой Достоевского не сыграешь, а у Кости огромная палитра для героев Федора Михайловича: от Алеши Карамазова и князя Мышкина до Фердыщенко и Смердякова. А каким он был Алексеем Турбиным в булгаковской «Белой гвардии» — тонком, пронзительном спектакле Семена Спивака!
Константин: Вы вспомнили «Риориту» — последний фильм Тодоровского. Для меня приглашение Петра Ефимовича было большой честью. Давным-давно, еще студентом, запомнил его в роли старшего лейтенанта Яковенко в остающейся по сей день самой любимой картине о войне — «Был месяц май» Марлена Хуциева, и вот спустя почти три десятилетия довелось работать под началом Петра Ефимовича. Помимо прочего режиссер Тодоровский был гениальным мастером деталей: благодаря его подсказкам мой Бархатов — подонок из подонков, интриган и убийца — получился не плоским, а объемным, реальным. На этих съемках я подружился с Димой Ульяновым. Сериал «План «Б» принес знакомство с замечательным Костей Юшкевичем, во время работы над одной из серий «Каменской» сложились прекрасные отношения с Леной Яковлевой и Андреем Ильиным. Володя Машков и Женя Миронов очень по-доброму общались со мной на площадке «Идиота».
Я сложно отношусь к Бортко — он очень нервный, взрывной, чем похож на моего отца. Первую попытку снять «Мастера и Маргариту» режиссер предпринял еще в конце восьмидесятых, я пробовался там на роль Бездомного — снимали эпизод встречи Ивана с Мастером (моим партнером был актер Алексей Горбунов) в сумасшедшем доме.
По многим причинам фильм тогда не состоялся, но Бортко меня запомнил и спустя пятнадцать лет позвал на роль Фердыщенко в «Идиоте». Между мной и режиссером стычек практически не было, а вот Миронов постоянно вступал в спор, Машков его поддерживал, Бортко психовал — но потом как-то все договаривались.
Девять лет назад режиссер снова меня позвал — на роль Паликулы, лекаря в доме князя Кантемира, в картину «Петр Первый. Завещание». В обоих случаях я довольно спокойно относился к его крикам и нервным всплескам — спасибо школе, которую прошел у папы.
