— Худрук Театра Маяковского на репетициях, как известно, часто повышал голос на актеров. Вам тоже перепадало?
— Однажды слышу:
— Где эта лахудра?! Ведите ее сюда!
— Андрей Александрович, — говорю Гончарову как можно спокойнее, — если будете на меня кричать, откажусь с вами работать.
— Я тебя уволю!
— Увольняйте.
Коллеги испугались: «Валентина, что ты делаешь? Иди извиняйся, пока не выгнал». Извинилась, и мы с Гончаровым подружились.
Когда Олег Николаевич Ефремов позвал во МХАТ и я сообщила Гончарову, что покидаю труппу, он спросил:
— На что вы туда идете?
— Буду играть Соню в «Дяде Ване».
— У них полный театр Сонь. Нечего вам там делать.
Но я ушла и играла Соню, потом Констанцию в «Амадее», заглавную роль в спектакле «Валентин и Валентина».
— Как возникла в вашей жизни картина «Васса»?
— Свалилась как снег на голову. Глеб Панфилов с Инной Чуриковой — это же «В огне брода нет», «Начало», «Тема», а у меня — первая серьезная роль в кино. Я страшно робела перед Панфиловым: у него взгляд такой был... Он очень похож на моего любимого Федора Михайловича Достоевского. Внимательные, острые глаза, будто насквозь тебя видящие, как рентгеновские лучи. Но перед пробой надели на меня платье, сделали прическу, я встала перед камерой — и все пошло, заработало внутри, а когда произносила слова про умирающего мужа, даже слезы выступили.
Дальше предстояло пробоваться с Инной Михайловной, и я опять боялась: все думала, смогу ли быть достойной ее. Но опять все получилось, и Панфилов меня утвердил. Из Маяковки не отпускали, поэтому снималась втайне, от радости не подумав, что после выхода фильма все раскроется.
Моя Рашель получилась трогательной, нервной, болезненной, но при этом она революционерка, человек бесстрашный. Панфилов, вероятно, почувствовал во мне качества, необходимые его героине, — и слабость, и силу, и красоту какую-то, о которой говорил. Я сама понимала: абсолютно моя роль, а сцена и съемочная площадка — мой путь.
