Однажды слышу: «Где эта лахудра?! Ведите ее сюда!» — «Андрей Александрович, — говорю как можно спокойнее, — если будете на меня кричать, откажусь с вами работать». — «Я тебя уволю!» — «Увольняйте». Коллеги испугались: «Валентина, что ты делаешь? Иди извиняйся, пока не выгнал». Извинилась, и мы с Гончаровым подружились.
— Наша профессия считается завидной, а для меня актерство — это жизнь, и сыгранные роли были, что называется, близко к коже. Я на своем опыте убедилась: что сыграешь, то и проживешь.
Не люблю вспоминать детство: чувствовала себя тогда неуютно. Я появилась на свет, когда отцу было шестьдесят, маме почти сорок, и долго смущалась, что у меня такие немолодые родители. Терялась, если врач скорой, приезжая на вызов, спрашивал:
— Как ваш дедушка?
— Это не дедушка, это мой папа.
Отец тяжело болел — туберкулез, подходить к нему лишний раз не разрешали, не говоря уже о том, чтобы обнять. Ложки, тарелки смотри не перепутай — его посуда отдельно. Безжизненное пространство. Помню папины вскрики во сне, удушливый кашель днем и ночью... С тех пор едва кто-то закашляет, в голове возникает образ больного отца.
Мама одна тянула семью, работала уборщицей. Жили мы в бедности, выделявшейся даже на фоне остальных небогатых семей нашего Котельниково, что недалеко от Волгограда. Нет, бедность, в которой я росла, была чистенькой, мама постоянно все мыла, но я ужасно стеснялась, что в школе мне выделяют деньги на самое необходимое.
Родители меня любили, но никакого воспитания дать не могли. Мама была неграмотной, книг, естественно, не читала, заниматься мной особенно не могла — некогда было. Отец лежал и лишь в редкие моменты, когда чувствовал себя сносно, брал в руки гармонь, и мы с ним пели песни военных лет. Но все радости перекрывали его болезнь и страх, что он скоро умрет.
